Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
милиционер из соседней деревни и я – тутовую водку.
Закусывали мелкой рыбёшкой, которую милиционер днём глушанул в речке электрическим разрядом от одолжённого в лагере генератора, и которую потом приготовила фельдшерица-повариха-жена директора.
Группа старшеклассников подошла к Шаваршу с челобитьем, чтобы позволил устроить танцы и тот милостиво соблаговолил отодвинуть отбой на полчаса.
Я улучил момент спросить Рузанну где Ашот, она ответила, что тот уже спит в палатке и вызвалась пойти разбудить, но я сказал, что не надо.
Старшеклассники отошли к костру – вытанцовывать под музыку из колонки на соседнем с лампой дереве.
Мне поначалу показалось странным, чего это они, все как один, танцуют спиной к руководству, но затем догадался – каждый выплясывал с собственной тенью, отбрасываемой в поле светом лампы.
Потом директор повелел выключить генератор и удалился в брезентовую опочивальню…
К неспешно тлеющему в костре бревну, мелкими группами просочились отдыхающие старшеклассники, чтоб, под присмотром негласно сменяющихся воспитательниц, стращать друг дружку жуткими рóссказнями и ухохатываться над извечными анекдотами до часу или двух по полуночи.
В час ночи я согласился уйти спать на свободную раскладушку в мальчукóвой палатке, поскольку на рассвете мне нужно было выходить, чтобы успеть на проходящий через Сарушен автобус до Степанакерта…
Через много лет – совсем недавно – я спросил Ашота почему он так и не подошёл ко мне в тот вечер. Он ответил, что о моём приезде узнал лишь на следующий день, когда меня уже не было в лагере.
На мой вопрос о печеньи с конфетами, что просигналили в тот вечер о моём приходе, он недоумённо пожал плечами.
Эмку я не виню: в шестилетнем возрасте втихомолку слопать печенье, нежданно подвернувшееся на фоне лагерного пайка – вполне уместное проявление здорового эгоизма.
Вот только жаль Ашота. Каково это: вырастать с мыслью – которую давно похоронил и не помнишь, но которая всегда с тобой – что отец не захотел к тебе подойти?..
С тобой – одним тобой из всей семьи – отец не захотел повидаться.
Но, как говорится, дело прошлое или, повторяя мудрое изречение моей последней тёщи, Эммы Аршаковны:
– Кьянгя ли!
Что-то меня малость припечалило это уединённо роскошное местечко. Ладно, не хрен тоску нагонять.
Повалялись, а теперь пособираем венвильно дозволяемый сушняк и валежник…
Не углубляясь в крутосклонные заросли, я прочёсываю кусты и деревья вдоль кромки поля, вытаскиваю на коровью тропку здесь сломленный сук, там сухостой.
Метров через триста я поворачиваю обратно и возвращаюсь, по ходу подбирая в охапку набросанное на тропу топливо; сколько смогу уволочь за один раз.
Следующие ходки получаются короче, и совсем краткая.
Теперь остаётся наломать дров для костра, где буду печь «пионеров идеал-ал-ал…»
Делать это приходится голыми руками, поскольку из оружия при мне и ножа даже