Обсессивный синдром. Валентина Думанян
девушка, на два года старше Лорелей, была полной противоположностью подруги. Высокая блондинка с голубыми глазами, непримечательная внешность, худенькая. Единственное, что мне нравилось в ней – это ее улыбка. У нее были такие белоснежные зубы, что невольно засматривался на них. Характера она была мягкого, любила посплетничать, много ела и всегда уступала в спорах подруге.
Вот так у нас сложилась не самая худшая компания для времяпровождения. Тем более я вынуждена была общаться с будущими коллегами, еще не известно, как могла обернуться жизнь, и чем они были бы мне полезны.
Мы вместе гуляли по городу, несколько раз выбирались в кафетерий, изредка забегали на киносеансы. В основном, всегда разговаривали они, а я лишь слушала и отвечала на вопросы. Так я узнала, что у обоих есть молодые люди, у Лорелей парень воевал, а у Агнет уже год был дома, признан непригодным к службе после контузии. Но Агнет не собиралась сидеть с ним дома, а хотела отдать долг родине, но свадьба все-таки планировалась. Они спрашивали обо мне и моем избраннике, но я отмалчивалась, мол, нет никого. Мне совсем не хотелось выворачивать душу перед этими девушками. Что я могла им рассказать? Что Доминик воевал против их парней и из-за них же подорвался, распрощавшись с жизнью? От таких мыслей кровь вскипала в моих жилах, и я невольно сжимала кулаки, люто ненавидя всех этих немцев и Германию, но вовремя вспоминала, что девушки ни в чем не виноваты, они такие же жертвы, как и я, и наши любимые – мясо нацистов. Я ведь не знала, сколько Доминик успел убить врагов, пока сам не пострадал.
– Ну и ладно, – парировала Лорелей, – зато не нужно беспокоиться ни о ком, еще успеешь найти свою судьбу. Вот закончится война, и заживем.
Она подмигнула мне. Но я ее почти не слышала.
Мне часто приходили в голову мысли о родителях, о Ханне. Она была моей лучшей подругой там, на далёкой родине. Не трогают ли их там немцы? А Ханна? Она так рвалась в бой, так хотела помочь ребятам, она родилась для того, чтобы помогать людям. Как мне не хватало ее легкого нрава, веселых незамысловатых шуток. Как хотелось прижаться в объятиях к родителям, увидеть маму, поговорить с отцом. Тоска по родине была ужасной. Я тоже могла остаться и отправиться с Ханной на фронт, там я бы тоже была ближе к Доминику, возможно, нашла бы его товарищей, очевидцев несчастья, может кто-то смог бы подтвердить, что он жив. Но чтобы найти Януша, отца Доминика, отомстить фашистам, мне нужно было покинуть Польшу, действовать по плану и вернуться на родину строго в свое время и в определенное место. Ещё ужасней было то, что я не могла никому послать весточку, где я, как я. Не было с кем поговорить откровенно о том, что мучило меня, съедало изнутри. Мне бы стало в разы легче от ободряющих слов на родном языке. Но вокруг были лишь герры и фрау, у которых хватало своих проблем.
На дворе был апрель, я сидела в новом красивом платье в банкетном зале на свадьбе Агнет и смотрела в окно. Через месяц мы должны были уехать, поэтому подруга решила