Проблемы кодификации корпоративного и вещного права. Е. А. Суханов
единой категории shares). Поэтому в российском праве общества с ограниченной ответственностью могут стать «публичными компаниями» только после их реорганизации (преобразования) в акционерные общества, тогда как в англо-американском праве частные и публичные компании, будучи разновидностями одного и того же вида юридических лиц – «компании с ограниченной ответственностью на паях» (limited company by shares), различаются не организационно-правовой формой, а наличием или отсутствием биржевой котировки их shares (stock).
К сожалению, не менее неудачными стали заимствования и из правопорядков континентально-европейского типа. Например, первоначально произведенное дополнение абз. 1 п. 1 ст. 53 ГК РФ (посвященного органам юридического лица) отсылкой к ст. 182 ГК РФ с целью придания самостоятельной правосубъектности органам юридического лица путем превращения их в «представителей» вызвало такое неприятие, что эту норму пришлось отменять специально принятым Федеральным законом[87].
Не меньшее удивление вызывают и новые правила ст. 308.3 ГК РФ (введена Федеральным законом от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ), заимствованные из французского процессуального права, где они составляют институт astreinte («астрент»). Речь идет о денежной сумме, назначаемой и определяемой судом по требованию кредитора и в его пользу за неисполнение судебного акта об обязанности должника исполнить свое обязательство в натуре. В п. 1 ст. 308.3 ГК РФ этот процессуальный (судебный) штраф, хотя и взыскиваемый теперь в пользу кредитора и по его заявлению[88], благодаря прямой отсылке к п. 1 ст. 330 ГК РФ неожиданно превратился в гражданско-правовую неустойку (всегда определявшуюся либо законом, либо договором сторон, но не судом).
Иначе говоря, институт иностранного процессуального права был просто «включен» в систему российского материального (гражданского) права. Это обстоятельство не могло не вызвать значительные сложности при попытках объяснить его правовую природу и возможности практического использования. Теперь «астрент» рассматривается в качестве «судебной неустойки», т. е. «своеобразной неустойки за неисполнение решения суда»[89] (а не за нарушение условий гражданско-правового обязательства!). Поэтому «астрент» не учитывается при определении размера убытков, понесенных кредитором, и не является особой, новой мерой гражданско-правовой ответственности (п. 2 ст. 308.3 ГК РФ). На нелогичный и противоречивый характер такого законодательного решения обратил внимание В.В. Витрянский[90].
Столь же немудрящее «приспособление» к российскому правопорядку претерпел и английский институт indemnity («возмещения потерь»). В английском праве он в силу общеизвестных особенностей этого правопорядка вообще не имеет прямого нормативного закрепления. Поэтому редакция ст. 406.1 ГК РФ (введена Федеральным законом от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ) порождает ряд непростых вопросов о юридической природе такого «возмещения».
Федеральный закон от 29 июня 2015 г. № 210-ФЗ // СЗ РФ. 2015. № 27. Ст. 4001.
Процессуальной была и юридическая природа денежных средств, взыскиваемых ранее арбитражными судами в пользу истцов (кредиторов) за неисполнение ответчиками (должниками) судебных актов по не денежным требованиям и в качестве «компенсации за ожидание соответствующего исполнения» (п. 3 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 4 апреля 2014 г. № 22 «О некоторых вопросах присуждения взыскателю денежных средств за неисполнение судебного акта» // Вестник ВАС РФ. 2014. № 6; в настоящее время не действует). Такие суммы нередко ошибочно считают «предшественниками астрента», хотя их юридическая природа всегда была сугубо процессуальной, а не материально-правовой.
Пункты 28, 31, 32 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 марта 2016 г. № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации от ответственности за наступление обязательств» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2016. № 5; см. также: