Проблемы кодификации корпоративного и вещного права. Е. А. Суханов
организаций в самостоятельный вид юридических лиц.
Этим же можно объяснить и признание в ГК РФ (также произошедшее более года спустя после внесения изменений в его гл. 4) самостоятельными видами юридических лиц адвокатских палат и «адвокатских образований» в форме коллегий адвокатов, адвокатских бюро и юридических консультаций (подп. 12 и 13 п. 3 ст. 50, ст. 123.16-1 и ст. 123.16-2 ГК РФ)[120]. Ведь гражданско-правовой статус различных объединений адвокатов (и объединений их объединений) также ничем не отличается от статуса ассоциаций (союзов), в котором они могли бы успешно продолжать свою работу (и по существу фактически делают это). Несмотря на это, законодательный «парад» некоммерческих корпораций еще не окончен. Подтверждением этого стало недавнее появление еще одной новой организационно-правовой формы юридических лиц – нотариальных палат (ст. 123.16-3 ГК РФ в редакции Федерального закона от 7 февраля 2017 г. № 12-ФЗ). Но после этого и торгово-промышленные палаты едва ли «удовлетворятся» простым упоминанием о них лишь как о разновидностях ассоциаций (подп. 3 п. 3 ст. 50 ГК РФ): их признание еще одним самостоятельным видом юридических лиц вряд ли заставит себя долго ждать. Лишь из-за прямых указаний действующего закона на такой статус в ближайшее время не смогут рассчитывать общественные палаты, пока остающиеся без гражданской правосубъектности.
Общины коренных малочисленных народов Российской Федерации (ст. 123.16 ГК РФ и ст. 6.1 Закона об НКО) по своему гражданско-правовому статусу, безусловно, отличаются от обычных некоммерческих объединений хотя бы уже тем, что в соответствии с п. 2 ст. 123.16 ГК РФ их члены имеют право на получение части имущества общины (или компенсации за нее) при выходе из общины или при ее ликвидации. Анализ специально посвященного их статусу федерального закона[121] показывает, что и до принятия новой редакции гл. 4 ГК РФ в таких общинах имели место (и сохранились) отношения их участников, отчасти характерные для потребительских кооперативов. В частности, члены общины при ее создании вносят вклады (взносы) в ее имущество (п. 1 ст. 17 Закона об общинах); между членами такой общины распределяются доходы от реализации излишков продуктов традиционного хозяйствования и изделий традиционных промыслов, они могут нести субсидиарную ответственность по ее долгам и убыткам (п. 1 ст. 10 Закона об общинах); при выходе из общины ее члену предоставляется доля в имуществе общины (абз. 4 п. 1 ст. 11 и п. 1 ст. 12 Закона об общинах). По смыслу этих правил вполне можно предположить наличие в такой общине паевых отношений участников. Все это говорит о том, что названные общины в действительности (с позиций гражданского права они только и должны определять статус юридических лиц и их дифференциацию) представляют собой не особый вид юридического лица, а особую разновидность потребительских кооперативов. Этот их статус и следовало бы отразить в гражданском законодательстве.
Напротив, именно отсутствие «паевых» отношений сделало объективно необходимым признание подп. 4 п.
Одно из немногих разумных объяснений этого законодательного решения может вытекать из совпадения норм ГК РФ о статусе «адвокатских образований» с нормами ст. 22‒24 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре» (СЗ РФ. 2002. № 23. Ст. 2102), которое наводит на очевидную мысль о простом нежелании адвокатского сообщества менять привычный статус.
Федеральный закон от 20 июля 2000 г. № 104-ФЗ «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» // СЗ РФ. 2000. № 30. Ст. 3122 (далее ‒ Закон об общинах).