Проблемы кодификации корпоративного и вещного права. Е. А. Суханов
организаций), тогда как из числа госкорпораций такой возможностью обладает лишь Внешэкономбанк. При этом возможность выпуска облигаций впервые была предусмотрена первым вариантом проекта закона о публично-правовых компаниях, предполагавшим поглощение ими госкорпораций (включая изначально обладавший такой возможностью ВЭБ). Сохранение права эмиссии облигаций для публично-правовых компаний можно объяснить лишь возможностью их создания на базе акционерных обществ со 100 %-ным участием государства, которым такое право принадлежало ex officio. Очевидно, что обе названные особенности легко нивелируются в законодательном порядке. В результате остается небесспорной сама целесообразность введения в современное отечественное законодательство по крайней мере одной из двух названных новых разновидностей унитарных некоммерческих организаций, каждая из которых теперь признана самостоятельным видом юридических лиц.
А для чего в российском праве необходимо признавать юридическими лицами хотя бы и публичного, а не частного права органы публичной власти, так и остается непонятным. Ведь для того, чтобы быть субъектами конституционного или административного права, министерство и ведомство, например, отнюдь не нуждаются в обособленном имуществе, которым они могли бы самостоятельно отвечать по своим гражданско-правовым обязательствам. Прямое законодательное признание Верховного Суда РФ юридическим лицом[114], открывающее для него возможность «быть истцом и ответчиком в суде» (п. 1 ст. 48 ГК), выглядит, мягко говоря, странным. Если же все органы публичной власти объявить «юридическими лицами публичного права», понимая под этим термином обобщенное наименование некой группы субъектов публичного права, то это станет лишь очередной сменой вывесок, ничего не добавляющей к реальному правовому статусу таких субъектов.
Иное дело, что для материального обеспечения своей деятельности органы публичной власти нуждаются в определенном имуществе, для приобретения которого (т. е. для участия в имущественном обороте) необходима гражданская правосубъектность. В отечественном праве для этого с советских времен используется наделение правами юридического лица (чаще всего в организационно-правовой форме учреждения) одного из структурных подразделений органа государственной или муниципальной власти (управления делами, финансово-хозяйственного отдела и т. п.[115]). Исходя из этого законодатель вполне обоснованно отверг предложение о введении в гражданское законодательство категории «юридические лица публичного права». С позиций общепринятого в современном праве понимания этой категории ее использование могло бы привести лишь к нежелательному увеличению числа случаев субсидиарной ответственности публично-правовых образований по долгам своих организаций, а с позиций систематизации субъектов публичного права (которыми являются отнюдь не только физические и юридические лица) оно имело бы сугубо теоретическое
См. п. 1 ст. 21 Федерального конституционного закона от 5 февраля 2014 г. № 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» // СЗ РФ. 2014. № 6. Ст. 550.
Например, общественные палаты участвуют в публично-правовых отношениях, вообще не будучи юридическими лицами, но таковыми являются их «аппараты», действующие в организационно-правовой форме государственных учреждений (см. п. 2 ст. 26 Федерального закона от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об Общественной палате Российской Федерации» // СЗ РФ. 2005. № 15. Ст. 1277; п. 5 ст. 1 и п. 2 ст. 14 Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 183-ФЗ «Об общих принципах организации и деятельности общественных палат субъектов Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 26 (ч. I). Ст. 3852).