Тридцать третий румб. Мария Голикова
первый день работы на пинасе, до сих пор толком не зажили… Вдобавок за время океанского перехода в кубрике расплодилось неимоверное количество всякой дряни – клопов, блох, они нещадно кусались, не давали спать. И крысы бегали вокруг, пищали, пару раз даже запрыгивали в мою койку на запах крови… Я старался не думать об этом, вообще ни о чём не думать, ничего не чувствовать и не вспоминать.
Хотя долго лежать мне не пришлось – на судне тебе не дадут разлёживаться. Если ты можешь ходить без посторонней помощи, считается, что ты здоров. Как только раны на спине закрылись, мне было велено встать и вернуться к работе. Главное – дотянуть до берега, там передохну. Я ждал от Луиджи злорадных насмешек, но с ним что-то сделалось, он на меня даже не смотрел. Его вообще было не слышно и не видно.
Когда выдалась свободная минутка, ко мне подошёл Роберто Марино:
– Ну как ты?
Я пожал плечами.
– Я знаю, что это Луиджи подстроил, – сказал он тихо, так, что больше никто не слышал.
– Откуда?
– Мы с Руджеро в тот же день прижали его к стенке, пригрозили скинуть за борт, если не скажет правду. Он извивался, как морской червяк, но всё-таки признался. Мы потребовали, чтобы он пошёл к капитану и рассказал всю правду, – но он ни в какую. Трус паршивый. Ползал перед нами на коленях, умолял его не выдавать, от страха чуть в штаны не наложил… Потерпи до берега. Там разберёмся с ним сами, без начальства. Ему же хуже.
– Если он ещё какую-нибудь подлость не подстроит до тех пор.
– Не подстроит, – ответил Роберто с тихой угрозой.
А, пошли все к дьяволу, подумал я. До берега уже недолго осталось, а там видно будет. Главное – меня больше не считают вором, а остальное до свадьбы заживёт. Жалко, конечно, что меня так разукрасили – рубцы от кошки останутся на всю жизнь, и теперь, куда бы я ни нанялся, все станут спрашивать, за что меня наказали. Многие решат, что за какой-то серьёзный проступок… Луиджи-то не зря грозился: «Никак не запомнишь, где твоё место, сопляк? Придётся написать это на твоей шкуре!» Теперь можно сделать с ним что угодно, но рубцы с моей спины уже не сотрёшь…
– Кстати, – добавил Роберто, – я покажу тебе один узел, которого почти никто не знает. Будешь завязывать им свой мешок, чтобы больше в нём никто не шарился.
Наш переход близился к концу. Мы узнали, что идём на Ямайку, в Порт-Ройал. Конечно, никто не радовался вслух, что, мол, скоро будем на месте, – в море так нельзя, одно неосторожное слово может всё испортить. Чтобы сглазить хорошую погоду, много не надо, а бед не оберёшься. Но мысленно все уже считали дни до берега и чаще посматривали вперёд.
Я изо всех сил старался не отставать от других в работе и, в общем, справлялся. Только мало кто знает, чего мне это стоило. Боцман во время авралов подгонял нас линьком и не особо разбирал, по чьей спине бьёт, так что и мне иногда попадало. Можете понять, почему временами мне отчаянно хотелось всё бросить и уйти из этой проклятой плавучей тюрьмы. Я всегда был бедняком,