Водопад в пустыне. Юлия Чернова
себя. Ворвался в дом судьи – толстый слуга едва успел с дороги отскочить. Смотрит Ахмет и видит: сидит Мустафа на подушках, кальян курит, липкими пальцами засахаренный миндаль перебирает. Напротив – женщина, с ног до головы в покрывало закутанная. А между ними – ларец закрытый.
Увидел судья горшечника – в лице переменился. Как закричит Ахмет – чуть не охрип от натуги:
– Отдай деньги!
Судья с подушек вскочил, засахаренный миндаль рассыпал, кальян опрокинул, кинулся к сундуку, зачерпнул горсть монет, швырнул старику под ноги.
– Убирайся!
От радости забыл старик про негнущуюся спину и больные ноги. По ковру ползает, монеты собирает – все до единой подобрал. Не двадцать их оказалось, а вдвое больше. Завязал Ахмет деньги в пояс – и скорей прочь, пока судья не передумал.
Видит, у калитки маленький мальчик стоит, дожидается. Еще издалека закричал ему Ахмет:
– Скорее, скорее беги к судье!
Мальчик и припустил со всех ног.
Ждал Ахмет, ждал, но женщина к нему больше не заглянула. Не захотела, чтобы старик ей в ноги кланялся, слова благодарности твердил. Так и не узнал горшечник, как она хитрого перемудрила.
Выслушал калиф рассказ старика, наклонился к Джафару и шепчет:
– О, Джафар, не будет мне покоя, пока не открою тайны.
Кое-как допили вино, чтобы не обидеть хозяина. По кисти винограда взяли. Джафар ягодку отщипнул, калиф – и не притронулся. Распрощались поспешно. А хозяин заходить приглашает:
– Двери моего дома всегда открыты для вас.
Еле вырвались. Направились к дому судьи, а оттуда крики, брань доносятся. Из ворот старуха выбежала – покрывало сбито, седые космы растрепаны. Упала бы, да подхватил Джафар. Выпрямилась старуха, кулаком захлопнувшимся дверям погрозила.
– Вижу, хозяин этого дома – невежа, – проговорил калиф. – Или ты очень провинилась?
Точно разъяренная кошка зафыркала старуха.
– Провинилась! Судиться вздумала с купцом Саидом!
– Купцом Саидом? – переспросил Джафар. – Не с тем ли, что сидит день-деньской в своей лавке, света белого не видит, высох весь и почернел?
– С тем самым.
– Не с тем ли, – продолжал Джафар, – что из-за мелкой монеты бранится визгливо на весь базар?
Старуха головой кивнула.
– Не с тем ли, – настаивал Джафар, – кто должникам дня отсрочки не дает, в рабство гонит?
Старуха только слезы молча вытерла.
– Чем же обидел тебя купец?
– Я вдова. Муж умер, нажитое добро воры разграбили. Есть у меня сын, в старости – подмога, в горестях – утешение. Невмочь ему было смотреть, как мать голодает. Задумал пойти в услужение к купцу Саиду. Заклинала я его, твердила – Саид, как паук, чужой кровью жив. Не послушал. Сговорился служить за часть товаров. С караванами ходил через пустыню, терпел стужу и зной, жажду и голод. От разбойников отбивался. Прибыль купцу принес несметную. А когда настал срок уплаты, раскричался купец: «Дармоед, ленивец! Я три года тебя кормил, еще и награды требуешь?!» Прогнал с глаз