Сын счастья. Хербьёрг Вассму
Вениамин!
Сперва он сердито смотрел на нее. Потом опустил глаза. Рубашка на груди у нее раскрылась. Такой он Дину еще не видел. Это была чужая женщина со вздувшимися синими жилами и складками в углах рта.
Вениамин заплакал.
Она толкнула его в постель. Мягко. Неуклюже. Как самка, которая вдруг обнаружила, что ее детеныш вот-вот вывалится из логова. Потом встала, надела халат и вышла в коридор. Он слышал, как она кого-то зовет. Снизу донесся громкий и встревоженный голос Олине.
– Вениамин у меня! – крикнула Дина вниз.
Теплое эхо пронеслось над его головой и сладко согрело: «Вениамин у меня… Вениамин у меня…» Он плакал, потому что не знал, сможет ли продлить этот миг. И еще потому, что ему было стыдно.
Дина вернулась в залу и подошла к кровати. Протянула ему носовой платок, потрепала по волосам. Он не смел смотреть ей в глаза. Ее пальцы сжали его руку. Он ответил на пожатие.
– Я пришел потому, что он кричал слишком громко, – объяснил Вениамин.
– Я понимаю.
– Вообще я не бегаю по ночам от страха. Но он так ужасно кричал, – упрямо повторил он.
Взгляд Дины. Почему она так смотрит на него?
– Теперь я уже не боюсь спать один! – в отчаянии сказал он.
Она не ответила. Стояла как прежде.
– Почему ты не разговариваешь со мной, Дина? – рассердился он и впился ногтями ей в ладонь.
– Ты слишком шумишь, Вениамин, – наконец проговорила она.
– Но не так же, как русский!
– Кто тебе сказал, что стыдно бояться своих снов?
– Никто. – Вениамин растерялся.
Он сидел среди подушек, опустив голову.
– Только дураки ничего не боятся, у них просто не хватает на это ума! – твердо сказала Дина и освободилась от его руки. Потом она поставила перед умывальником ширму и занялась своим туалетом.
По комнате поплыл запах душистого мыла, и Вениамин, вздрогнув, подумал, что она моется холодной водой. Он лежал совершенно неподвижно, поворачивались только его зрачки, следя, как Динина рука берет с табуретки, стоявшей рядом с ширмой, одну вещь за другой. Наконец она вышла из-за ширмы, пристегивая к блузке брошку Ертрюд. Глаза ее были прикованы к брошке, пальцы двигались уверенно.
Он знал, что запомнит эту Дину, стоящую перед ширмой с изображением Леды и лебедя и прикалывающую брошку между грудями.
– Почему ты сказала, что только дураки ничего не боятся? Разве ты боишься?
Дина повернулась перед овальным зеркалом, проверяя, как сидит юбка, потом ответила:
– Конечно.
– Когда?
– Постоянно.
– Чего?
– Того, чего нет. Того, что я не сделала или не сделаю.
– Как это?
– Мне следовало куда-нибудь уехать… Туда, где хороший учитель научил бы меня играть на виолончели.
Она остановилась посреди комнаты. Как будто собственные слова удивили ее.
Вениамин вздрогнул и насторожился, словно она подняла руку для удара.
– Ты меня обманываешь! Ты умеешь играть! – быстро сказал он.
– Нет. –