Рехан. Цена предательства. Евгений Кенин
оставшуюся землю. Замаскировал дерном, посыпал сверху листьями зеленки, кинул несколько веточек. Конвоир одобрительно посмотрел в его сторону.
На самом деле это было не очень обнадеживающим. Если им так просто показывают оружейный тайник, предназначенный исключительно для своих, значит, недолго осталось ходить по этой земле. Они уже не в счет. Элементарно, Ватсон…
Тем временем боевики закончили молиться и принялись за обед. Аппетитно хрустели упаковки из-под натовских сухпайков, вскрывались банки со съестным, разрывалась упаковка с мясной вырезкой и ломались толстые тела подрумяненных лепешек.
На этот раз пленных русских кормить никто не собирался. Усман, сверкая своей нестандартной щетиной, нагло, по Пашкиному определению, улыбался, набивая щеки всякой снедью.
Пашка был настолько измотан, что есть ничуть не хотелось, желудок даже не подавал признаков жизни. Виталя также не выказывал большого интереса к бандитам, поедающим всякие вкусные вещи, даже, может, не виданные до того на гражданке. Глаза были прикрыты, а губы время от времени шевелились, будто отвечали что-то воображаемому собеседнику.
Пашка развязал поясной шнурок, снял фляжку и сделал несколько маленьких бережливых глоточков, удерживаясь от дикого желания опорожнить ее одним махом. Толкнул в плечо Виталю и, когда тот с трудом разлепил веки, напоил его со своих рук, осторожно вливая теплую воду в разбитые, ссохшиеся губы.
Бултыхнул остатки воды во фляге, определяя по весу и звуку, сколько осталось. И повесил, завинтив крышку, обратно на пояс. Даже если выпито практически все, всегда надо оставлять хоть на глоточек. Чисто психологически легче – знаешь, что вода у тебя есть.
Подошел Ахмет. Осмотрел придирчиво замаскированное пленным место. Спокойно кивнул. Подобрал лопатку, так и лежавшую рядом. При этом Пашка непроизвольно подался чуть вперед, не желая отдавать подобие оружия. Саперная лопатка может стать очень опасным орудием, если уметь ею пользоваться. Ахмет с удивлением воззрился на него, но ничего не сказал. Пашка опустил глаза.
Браслет от ноги отстегнули, защелкнули вновь на стертых запястьях.
Боевики вроде как на время позабыли о пленных, занимаясь едой, отдыхом и своими походными делами.
Пашка уставился в землю. Мозг работать отказывался, прогоняя по кругу дурацкую фразу – нет возможности, нет возможности… Какой именно возможности нет, сформулировать он уже не мог. Вконец утомив сознание этой плохой и глупой песней, Пашка задремал, сидя на коленях. Глаза неудержимо слипались под мерное чавканье боевиков, голову клонило вниз, к груди. За время службы он научился спать, не засыпая полностью, и не позволяя голове безвольно упасть. Хороший навык…
***
– Ну, как ты? – поинтересовался мелодичный голос.
– Плохо, Иванка, – пожаловался Пашка, – кажется, я все-таки не выдержу.
Мягкая чеченская земля с редкой, жесткой травкой плавно изменилась, незаметно перейдя в густую, всю пронизанную