В поисках императора. Роберто Пацци
окон, всегда закрывают ставни… Мы не можем сидеть здесь вечно, ничего не предпринимая, мы должны что-то сделать, мы не позволим уничтожить нас так просто. Ники, подумай о своих детях… Скажи мне, ты ведь знаешь, как мы можем спастись, не скрывай от меня, что нам нужно сделать, ты давно знаешь это, но ничего не хочешь сказать мне…
Прежде чем нервный всплеск заканчивался неудержимым потоком слез, Николай поднимался с постели, чтобы позвать доктора Боткина12. Укол погружал Аликс в беспокойный сон, почти ничем не отличавшийся от искореженной реальности, в которой она жила. Николай молча ждал, пока она затихнет. Приходила желанная тишина, но с нею просыпались призраки, просыпались мучившие его вопросы. Кто на самом деле эти революционеры? Ленин… Может, он лишь один из тех, кого разбушевавшаяся гроза выбрасывает на прибрежный песок, чтобы тут же смыть волной? Где сейчас Керенский, которого тоже затянуло в водоворот, несущий в бездну и хаос всех без разбора?
Однажды много лет назад, когда правил его отец и еще не было принято решение во избежание покушений отправляться в путь на поезде только в сопровождении составов, копировавших царский и шедших один впереди, а другой сзади него, императорскому конвою пришлось остановить поезд царя из-за подложенной в вагон бомбы. Заговорщиков, которые попытались бежать, удалось схватить – они не успели уйти далеко.
Вопреки всем правилам Александр III захотел посмотреть на террористов, и их привели и поставили перед ним, оборванных и избитых в стычке с гвардейцами, которым они пытались оказать сопротивление. Пятнадцатилетнему Николаю они показались прекрасными. Его чувства метались между восхищением и страхом, ему хотелось открыть окно в вагоне и бежать вместе с ними, прорваться сквозь заслон ретивых полицейских, полевых адъютантов, железнодорожных смотрителей, найти укрытие в бесконечных лесах, и разговаривать с ними, и задавать им вопросы, много вопросов, не только тот, который задал его отец – почему они это сделали? И он сбежал, но только не в поле, а в один из последних вагонов, чтобы не видеть, как их волокут прочь. Одного из них, самого опасного из всей четверки, он запомнил на всю жизнь: высокий, светловолосый, крепкий, глаза зеленые и прищуренные. После этот бомбист часто снился Николаю, и всегда в одном и том же сне. В Ливадии, на черноморском пляже, он выходил из воды, улыбался прищуренными глазами. Они бросались друг на друга и начинали бороться, боролись долго, но всегда побеждал тот, другой, оставляя Николая лежать на темном, почти черном песке. Потом бомбист рывком поднимался, бросался в море и исчезал маленькой плывущей точкой вдали. На этом месте сон всегда обрывался. Кто он был? Революционер? Николай знал лишь то, что его противник с зелеными кошачьими глазами – это борец, и борец посильнее его, Николая.
Тогда в поезде отец несколько раз присылал за сыном, справлялся, почему тот убежал так стремительно, не дождавшись, пока, закончится допрос. Николай не знал, что ответить, и отец расценил его
Евгений Сергеевич Боткин (1865–1918), царский лейб-медик.