Однажды в старые добрые времена. Ирина Лем
бриллиант. Нет, изумруд чистой воды. Где ты его нашел? В сказочных пещерах Индии?
Отвечать не требовалось, принимая одобрение брата, Артур самодовольно усмехнулся. Он и не сомневался, что она произведет впечатление, и надеялся – на отца тоже. Он же не железный. Должен понять сына и не противодействовать в дальнейшем…
Юная певица исполнила три романса с таким темпераментом и чувством, что женщины простили ей превосходство и сдержанно похлопали. Мужчины хлопали громче, кто-то крикнул «великолепно!». Перед последним номером Эсмей оглядела зал, нашла взглядом Артура и запела, обращаясь прямо к нему:
– Ты от любви не сможешь ускользнуть.
Ты предназначен для меня судьбой.
С любовью связан жизненный наш путь.
И жить и умереть хочу с тобой.
– Публичное признание в любви. Поздравляю! – шепнул Виктор. Артур коротко кивнул. Он не сводил восторженных глаз с девушки и после окончания романса первым начал аплодировать.
Артисты уехали, гости с бокалами легкого вина разбрелись по дому. Братья стояли перед окном, за которым в ранних сумерках едва виднелись очертания фонтанов и строго симметрично разбитых клумб.
– Ты прав, – говорил Виктор. – Она особенная. В ней все настоящее – красота, стать. Вдобавок потрясающий голос. Говоришь, у нее и характер проще? Охотно верю. Дамы нашего круга считают простоту признаком глупости. Потому стараются изображать из себя умных. Разговаривают о книгах, которых не читали, о картинах, которых не видели. Притворство одно. Зависть. А больше всего самой обычной дури. Наличие которой обнаружишь, лишь женившись. – Он скосил глаза на жену Марджори, сидевшую рядом с его матерью. У обеих пустой взгляд и скучающее выражение. Они что-то по очереди произносили, но вряд ли слышали друг друга. – Если ты сейчас бросишь Эсмей, будешь жалеть всю жизнь. Не повторяй моей ошибки. Пусть хотя бы один из нас познает счастье. Поступай по велению сердца, Артур. А там посмотрим. Мою поддержку ты имеешь.
– Спасибо брат.
9.
Счастье Эсмей омрачало одно обстоятельство – состояние здоровья матери. Ада, поначалу воодушевленная успехами дочери в театре и знакомством с Артуром, снова сникла и стала вянуть как запоздавший георгин, у которого в преддверии зимы потихоньку усыхает стебелек, поникает головка, скукоживаются листочки. Она еще больше похудела и осунулась, доктор Осборн, приходивший раз в неделю, качал головой, прописывал лекарства, но они не помогали.
Однажды, после очередного осмотра он вышел в гостиную, молча вымыл в тазу оголенные до локтей руки и слишком долго вытирал их полотенцем. Подозвал Эсмей. По его виду она поняла – ничего утешающего не услышит.
– Сердце вашей матушки основательно подорвано, – сообщил доктор Осборн, откатывая назад рукава и застегивая. – Несчастье, пережитое в прошлом году, оказалось для нее слишком тяжелой ношей. Миссис Смит до сих пор