Шарль Пеги о литературе, философии, христианстве. Павел Борисович Карташев
древние имели достаточно веских оснований, чтобы объяснить вещи по-своему, а мы имеем лучшие основания для объяснений, отличающихся от прежних. Человеку не приходится краснеть от того, что он был ребенком: науке также»[30].
Пеги настаивает на том, что новшества в технике не связаны напрямую с естественно-научной картиной мира, но даже если и существует между ними отдаленная, трудновычленимая связь, то безусловной зависимости метафизики от физики нет, если только сам автор не поставляет себя в зависимость от материальных условий. Но не существует также ни методологической, ни концептуальной общности между развитием вещей естественным и метафизикой.
На взгляд Пеги, не наблюдается никакой преемственности в истории метафизики, никакой линейной передачи достижений, какой-либо традиции или прогресса, то есть поступательного совершенствования метафизических систем. Грубейшим заблуждением было бы допускать, что в сфере отвлеченного знания мировоззренческого характера действует линейная преемственность скачкообразного, прерывистого характера, когда новая философия аннулирует, отменяет прежнюю, или преемственность непрерывного характера, когда следующая философия вмещает, использует, вплетает в свой состав предыдущую.
Различные на первый взгляд, эти две концепции метафизического прогресса (прерывного и непрерывного характера) близки и родственны, и обе ошибочны. Ибо та и другая утверждают, что следующее, новое превосходит предшествующее.
Но в реальности, как полагает Пеги, ничто не указывает на опережение в умозрении поздним раннего. Классическое эллинистическое, современное вульгарное материалистическое, или позитивистское, и, наконец, христианское – все эти учения не стоят одно по отношению к другому в поступательной зависимости, не являются элементами ни прерывного, ни непрерывного течения. «Они, – пишет Пеги, – не бусины, не звенья цепи, не кольца сети, не километровые столбы вдоль метафизической трассы человечества»[31]. Декарт не заменил Платона как резина пустотелая вытеснила литую и Кант не выжил Декарта как резина надувная – резину пустотелую.
Подобно великим нациям, великим языкам великих народов, великие метафизические учения, глубокие философии суть не что иное как языки творения. Чувственная вселенная – что само по себе есть метафизический постулат, как подчеркивает Пеги, – есть язык, на котором Бог разговаривает с человеком, его разумом, язык знаков, условный язык[32].
Соответственно великие метафизические, философские системы суть ответы, и даже атеизм, который тоже является метафизикой, есть ответ, так же, как и кощунство, богохульство. В великом метафизическом языке творения содержатся элементы различного объема и значения. И крупные философские системы следует уподобить национальным языкам, или даже наречиям и диалектам вселенского языка, но с тем уточнением, что все эти отдельные, более или менее масштабные
Péguy Ch. (Euvres en prose completes. P., 1988. T. II. P. 654.
Ibid. Р. 656.
Ср. в Послании апостола Павла к Римлянам (1, 20): «Невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы…».