Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
молодые, оба красивые, сильные, в разных местах Чечни помогали обездоленным, чем могли… И каждый знал, чувствовал, понимал, что никогда не забудет и не простит супостату того, что вошло в их глаза в те жестокие дни и ночи, что ранило, подобно пуле, их сердца, опаленные отчаяньем и горем.
…Теперь всех горцев Кавказа объединяла война. Общий враг. Общая кровь. Многие старые распри были забыты. Многих канлы, мстивших за кровь своего рода, примирила смерть.
Жаль только… что ни суровые низамы Шамиля, ни сабли праведного гнева не смогли выправить кривизну заблудших душ двух сыновей Аргунского ущелья.
Ни у походных котлов, ни на военных советах, ни в жарких сечах среди пропахших порохом скал ни тот, ни другой не забывали о данной Небу клятве… И тот и другой жаждали встречи, искали друг друга на дорогах войны, чтобы свести счеты, чтобы однажды кровью канлы смыть со щита своего рода пятно позора.
Глава 8
По белесым солончакам, кое-где увенчанным известковыми гребнями, держась скрытых от глаз лощин, вел Джемалдин-бек свой поредевший от казачьих шашек и пуль отряд. Сто джигитов было в нем, сто верных мюридов, чеченцев и ингушей − прославленных храбростью… осталась лишь жалкая треть, из которой многие были ранены. Не было больше с Ахильчиевым прославленного силача Гуду из Харачоя, который мог схватить сразу трех человек и швырнуть наземь… Сложили свои головы и Вахид из Ачхой-Мартана, и Имран из Ишум-Кале… Погибли в бою с казаками и Геха Староюртовский, и Салман из Шали, и братья Дагуевы… и многих, очень многих других джигитов забрала под свои крылья смерть.
«Доблестная кончина для храбреца краше позорной жизни! − не уставал повторять своим мюридам Джемалдин-бек. − Я и вы − горцы. Мужчины. Воины Газавата. У меня, как и у вас, папаха на голове! Если не отомстим за кровь братьев, пусть насытятся нашими телами шакалы, а кости растащат вороны».
«Имя» в горах Кавказа несет в себе два значения. Во-первых, имя как таковое, во-вторых − дело, заслуги, подвиг человека. Когда родится сын, говорят: «Цiар бугеб, цiар батаги». Это значит: «А имя пусть принесет слава. Имя без дела − пустой звук». Посему каждая горянка-мать не устает повторять своему «джигиту» в люльке: «Нет награды больше, чем имя… Нет сокровища дороже жизни. Помни и береги это, мой сын».
С молоком матери впитал в себя это горское заклинание Джемалдин-бек. И потому, несмотря ни на что, рука его уверенно лежала на рукояти кинжала, а верный конь твердо ступал по следу врага.
* * *
− Мужчине не пристало теряться в горе, − как-то, сидя у костра, рассуждал он со своим побратимом Султи. − Гяуров было слишком много… нас мало… Но это не значит, что мы опозорили свою честь. Волла-ги! Они погибли в бою, с оружием в руках, как герои! Грязные собаки ни с одного из них не сорвали папаху…
− Уо! У настоящего мужчины всегда есть враги, − мрачно согласился одноглазый Султи. − Они есть и в мирное время… Сейчас Газават… Давно Газават, брат… Не береди свое сердце, Джемал.