Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый. Ксения Венглинская
простая, сидит небось сейчас с подружками за десертом и косточки тебе, идиоту, вяло перемывает. А вот меня, например, ты этим чуть не поломал; в свою очередь. Этой своей вечной позой немого превосходства, будто тайну какую-то знаешь, а сказать не можешь: не поймут дураки потому что. А всего-то ты сноб дешевый, Даня.
Небо волновалось перед закатом, сизо-синие облака мягко вспыхивали персиковым исподом, нежились на излете апреля. Между ними лучилась гордая безвоздушная лазурь, и высокие ингерманландские сосны, как лапки крошечных насекомых, затлевали на солнечной свечке, что ухала, чуть не шипя, в залив. Как бы ни было, что-то в пейзаже властно противилось страху и безысходности, словно признавая их – целиком, до дна, но с какой-то веселой неумолимостью, как целое признает часть – и не по соображениям подобия даже, но по признаку непреложного свойства, сродства, как дерево признает жучка, что живет внутри и точит его корни, и когда-нибудь непременно убьет, но существование которого не отрицает ни коры, ни листьев, ни семян, ни сердцевины.
– Аленька, познакомься с Оленькой, – Артур выскочил на крыльцо, насвистывая что-то бравурное. При виде меланхоличной Альки интонация изменилась, и он заголосил неожиданно тоненько: Все подружки по па-арам… Разбрелися, ой, разбрелися… Только я в этот ве-ечер засиделась одна.
– По селу разбрелися, – поправила его Оленька.
– По селу. Разбрелись по селу, – легко согласился Артур. – Как вам будет угодно – по селу так по селу, по деревне, райцентру, поселку городского типа, по нашему микрорайону.
Оля смеялась. Артур чувствовал себя в своей тарелке и радостно вертелся юлой.
– Эх, яблочко, да куды ка-атишься… – пропел он и расхлябанной походкой направился через улицу. – Простите, девочки, я должен подготовить кабальерос к вашему визиту. Сегодня в клубе будут та-анцы… Шманцы.
Такой отповеди, друг мой детства, я от тебя не ожидал, – отписал ему Данька, и улыбочек пририсовал невразумительных: аффтар жжот, типа. Ладно, – ответил Витька. – Иди, что ли, пиши свою нетленку; лейтенант Ворон. А ведь про Яну ты с самого начала мне говорил, что у вас ничего не получится. Помнишь? Так не ной теперь. Как скажем, так и будет, верно?
Верно. Данька усмехнулся и закрыл ноутбук. Пора было идти домой проверять почту. Сеть в последнее время лежала через раз; из дома вечно было не дозвониться. В редакцию смотаться, что ли, – Данька зевнул на залив. Чайки обнаглели; он их прикармливал обычно, а вот сегодня ничего нет. Носятся над головой и орут. Да и смеркается уже; август. Он затолкал ноутбук в рюкзак и, загребая сандалиями мусорный серый песок, пошагал домой.
– Слушай, Смирнова, нарвешься! Вот будешь Даньку изводить, он от нас к старшим уйдет, а мы тебя вздуем. Уродина, – закончила свою речь Лариска.
– Сама уродина, – сказала ей Алька. – Блин, фанатки омлетов.
Хлопнула дверь. Это опоздал Даниил Андреевич. Смирнова поспешно слезла с