Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый. Ксения Венглинская
пришлось притвориться, что она в себе. Стала аккуратной и внимательной. Почему-то только в ноябре месяце, перелистывая альбом, она внезапно вспомнила, что у настоящего флорентийского Давида есть зрачки. Статуя смотрела куда-то в сторону с легкой полуулыбкой, и ее как подбросило. Тогда она по обыкновению ушла на залив, подумать. Зарядил слепой снег, снегопад окунул все происходящее в молочную мглу, когда в двух шагах ничего… Алька вышла на тонкий, пухом укрытый лед и шла долго, не видя перед собой ничего, кроме этой мягкой, матовой, такой ласковой мглы. Потом обернулась – берега не было видно, и не было видно даже ее следов; она висела в бесконечной мягкой белизне, которая изнутри еще и лучилась безмолвным вечерним светом. Где-то впереди заходило слепое солнце светлого и пасмурного осеннего дня, и белая муть светилась, светилась, светилась.
Алька молча покраснела.
– Я не люблю омлет.
– Ну а ты представь, что я попросил тебя приготовить омлет мне.
– Так вы же сами прекрасно справитесь. Вот у вас какая фамилия?
Даниил Андреевич задумался.
– Ворон, – наконец с вызовом сказал он и почему-то тоже покраснел, – а при чем тут омлет?
– Ну как при чем? А вот когда вы женитесь, как вашу жену будут звать?
– А я почем знаю… – совершенно потерялся Даниил Андреевич.
– А вот я знаю. Очень просто. Во-ро-на. Вот она вам омлет и приготовит. А меня зовут просто…
– Смирнова. Дай дневник.
– Я дома забыла.
– Она врет, – выступила Лариска. – Он вот! – быстрым движением она вытянула алькин дневник из-под учебника истории. Даниил Андреевич молча смотрел на Алевтину. Она опустила голову, вырвала у Лариски дневник.
– Берите.
Ворон покачал головой и сел за стол. Снял очки, провел руками по лицу. Сказал тихо:
– Ладно. Оставь себе. На чем мы там остановились?
Вернувшись в город, Яна решила круто изменить свою жизнь. Он чуть не упал со стула, когда позвонил и услышал от автоответчика заявление, что мы позвонили Янине Эдуардовне, но сейчас она на работе. Янина Эдуардовна принадлежала к типу девушек, которые не работают никогда.
Было одиннадцать утра. Сам он только что проснулся от бьющего в лицо света; в легкой дурноте. Накануне зачем-то терся в «Варшаве». Веселый богемный кабачок доживал последние деньки – сначала перессорились хозяева, потом ушла тусовка и появились орды студенток и иностранцев. Разноцветная и разноязыкая толпа танцевала в едином удушающем ритме. Протолкался сквозь, его несколько раз облили пивом. В воздухе стоял запах табака и резкого алкогольного пота. Примостился у стойки со стаканом вискаря. Года полтора назад чуть не любой тусовочный вечер начинался отсюда; сейчас он видел только одно-два лица из числа смутно знакомых. Две блондинки составляли планы на вечер в обществе высокого улыбчивого немца. Рядом тихо напивался актуальный некогда художник. Через человека молодой грузинский антиквар пикировался с очередной барышней