Симеон Сенатский и его история Александрова царствования. Роман второй в четырёх книгах. Книга вторая. Николай Rostov
Ночью этой вы из его номера, пардон, в том же виде выбежали! А теперь… – придушил свой смешок лакей.
Старец лежал голый на кровати.
О прочих срамных подробностях умолчу. Они в протоколе осмотра убитого записаны.
Глумливо полицейские смеялись, когда сей протокол составляли. «Не иначе… он свой… и вынуть не успел, – усмехнулся кемский исправник и произнес откровенно откровенное наше русское крепкое слово. – Что ж, – продолжил он, – сладка, видно, ему эта смерть была. На бабе! Вон как широко и радостно глядит… озерами нашими синими… карельскими!»
Расхожую глупость исправник сказал.
Редко карельские озера синими бывают. Даже в солнечно-безоблачный день они или кроваво-красные, или ржавые от затонувшего леса; или какого-нибудь такого невообразимого цвета, что и названия этому цвету нет. Вот потому и говорят привычное: голубые, синие. А, в общем-то, цвет у них один – бездонный, будто в них водку с пивом влили из тех бездонных Васькиных стаканов! И доказывать не надо – аксиома. Аксиома выбора.
Вот и графу Большову, так сказать… аллегорически выражаясь, предстояло о существовании этой аксиомы узнать.
Сон семьдесят седьмой, от Беса
С парадоксом лжеца имеет сходство известный еще в древности (см., например, «Послание к Титу св. апостола Павла», 1, 12) так называемый «парадокс критянина». Критский философ Эпименид сказал: «Все критяне – лжецы». Если то, что он сказал, верно, то, поскольку Эпименид сам критянин, сказанное им есть ложь. Следовательно, то, что он сказал, есть ложь. Тогда должен быть такой критянин, который не лжет. Последнее не является логически невозможным, и мы здесь не имеем настоящего парадокса. Тем не менее тот факт, что произнесение Эпименидом этого лживого высказывания может повлечь за собой существование критянина, который не лжет, до некоторой степени обескураживает.
Все убийцы лжецы. И это справедливо – убийца ты или просто лжец. Но если убийца или лжец скажут вдруг правду, то выйдет, что лжец соврал – и не соврал одновременно, а убийца убил – и в то же время и не убил. И сей парадокс убийцы просто разрешается: он человека убил – и его, им убитого, за себя выдал – а сам вместо него стал! Он в этом случае и на Библии поклянется, что не убивал он себя. А ведь не понимает, что опять соврал, хотя и правду сказал! Так что выходит – не поколебать ему парадокс, который я для него вывел.
В тот день, когда протокол кемский исправник в гостиничном номере составлял, Мефодий Кириллович проснулся в благодушном настроении.
Спалось ему этой ночью крепко и сладко на пуховой монастырской перине.
Северное яркое солнце светило в узкое окно, как изображают на иконах, снопом золотого света, словно ангел в келью заглянул и полумрак кельи своим взглядом осветил.
И граф потянулся легко и благостно. Ведь это его ангел своим взглядом удостоил!
И в этой утренней неге он решил