Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология

      Здесь у кирпичных стен ты вслушивалась в гул

      Томивших радостью тебя богослужений,

      Месс с причтом золотым у дожеских гробниц,

      Здесь лет в четырнадцать ты припадала ниц,

      Молясь: боялась ты соседских осуждений

      За мимолетный грех, приплывший на корме

      С веслом плескающим, свершенный в сладкой тьме

      Апрельской полночи у храмовой абсиды…

      Ты из объятий тех гроша не унесла, —

      Лишь сладострастный плеск влюбленного весла

      Да сердце полное младенческой обидой.

      А после в кружевном большом воротнике

      Сияла во дворцах, окружена рабами,

      Виолам праздничным внимала вдалеке,

      Томилась и цвела беспутными ночами,

      И золото волос твоих пленяло кисть,

      И славили твою беспечную корысть…

      Когда же ты была застигнута нежданно

      Болезнью, старостью, забвеньем, нищетой,

      Перевезли тебя на лодке безуханной

      Под алым рубищем лагуной голубой,

      И дочь твоя, дитя, которой ты не знала,

      На плитах каменных под ливнями дрожала,

      Похожа на тебя, курчава, как и ты,

      Дитя лагунное красы и нищеты…

      Дитя Венеции! Тебя я знаю ныне.

      Когда с Бедекером исписанным к картине

      Прославленной я путь причудливый ищу,

      Среди убожества о прошлом не грущу,

      Хотя и не забыв совсем о Чайльд Гарольде,

      Склоняюсь, проходя, под влажное белье,

      Из переулка вдруг мне личико твое

      Мелькнет, и слышу я привычный возглас «Soldi!»,

      Как легкий ветерок по струнам тростника…

      Но, помня издавна все наставленья гидов,

      Пристрастья к нищенке улыбкою не выдав,

      Вхожу в прохладный храм, – взволнованный слегка, —

      И прямо к алтарю иду без колебанья,

      Где фра-Антонио уж обещает стать

      Мне на день идолом научного мечтанья, —

      Так изумительно умел он птиц писать…

      Байрон в Венеции

      Анатолий Штейгер

      «Здесь мы могли бродить с тобою вместе…»