Турбулентность. Серия «Время тлеть и время цвести». Галина Тер-Микаэлян
у нее на миг помутилось от боли. Послышался звук, похожий на треск.
«Кости трещат, он сломал мне ноги»
Однако это всего лишь стукнула о камень слетевшая с ее ноги туфля.
– И к-к-куда мы ее т-теперь? – спросил первый голос, когда они отошли подальше.
– Камнем легонько пристукнуть, – пробурчала Бомба, – и на рельсы – через час скорый поезд пойдет. Сразу за поворотом положим, тут не видно, и машинист не заметит – помните, как осенью тут грибников электричкой зарезало?
– Я камнем не стану, – поспешно возразил второй мужчина, – коли не так попадешь, то кровь брызнет. Я боюсь – кровь у нее заразная.
– М-м-монголу х-х-хорошо, у н-н-него д-дом. А к-к-к нам ее ж-ж-жить п-п-прислал. Р-р-разводит к-к-как л-л-лохов, чт-то н-н-неопасно.
– Думает, он на ней много бы заработал по электричкам, – зло заметила Бомба. – Она ж не ходила никогда. Другое дело – на стройку бы ее к азербайджанцам продал, но со СПИДом кто ее купит? Только чтобы вы под кайфом помелом своим об этом никому не трясли, ясно? Если он узнает, что мы ее…
– Да мы ж еще не совсем с крантов сошли, – успокоил ее второй. – Мы ничего не знаем – ушла она себе и ушла. Переходила через рельсы, и поезд ее сшиб – нам-то какое дело?
– Ладно, разрули базар! – прикрикнула Бомба. – Ты лучше думай, как ее присобачить – надо ведь оглушить, она сама на рельс не ляжет. Дура, не соображает – все равно ведь ей подыхать, а так хоть меньше бы мучилась.
«Правду говорит, – подумала Настя, – так, наверное, было бы лучше всего».
И неожиданно даже для самой себя начала сопротивляться с новой силой. Она вырывалась, крутилась и потеряла вторую туфлю, кончилось тем, что они, протащив ее еще метров двести, уронили на землю. Второй мужчина, придавив коленом к земле поясницу Насти, сказал не зло, а даже с некоторой тоской в голосе:
– Эк, бьется – тоже жить, небось, хочет. Да коли б ей не все равно помирать, то жалко, конечно, было бы девчонку.
– Жалко! – рявкнула Бомба. – А не жалко, когда она всех у нас перезаражает? Не хочешь камнем, так придуши под мешком.
Сильные руки сдавили шею Насти, а она, задыхаясь, еще боролась и билась под грубой мешковиной.
Неожиданно душивший ее человек разжал руки, послышались крики и топот убегающих ног. С Насти стащили мешок, над ней склонились чьи-то лица.
– Кажется, дышит. Да, жива.
– Осторожно – посмотрите, не сломал ли он ей шею.
– Нет, цела, несите ее в машину.
Хорошо знакомый голос с бесконечной нежностью произнес по-английски:
– Настья, радость моя.
В предрассветных сумерках она узнала маячившего над ней, как в тумане, Дональда и потеряла сознание, когда он поднял ее на руки.
Когда Настя очнулась, она лежала на своей кровати в особняке, а Дональд сидел рядом и держал ее за руку.
– Дон, это ты? Как я сюда попала? – она вдруг все вспомнила и резко выдернула