На перекрестье дорог, на перепутье времен. Галина Тер-Микаэлян
ее, устремленный на Ибрагима, пылал гневом. Сатеник, упрямо сжав губы и опустив глаза, крепко прижимала к груди узелок.
– Я жизнь готов отдать за твою дочь, ага, – начал Ибрагим, – три лета прошло с тех пор, как я в первый раз ее увидел, и мои мысли теперь только о ней. Я следовал за ней издали, иногда она смотрела на меня, и мне казалось, что она надо мной смеется. Но прошлым летом на базаре мы случайно сказали друг другу два слова, потом я иногда в темноте подкрадывался под ее окно, и мы тихо говорили. Один раз Сатеник сказала: я умею писать по-армянски, по-арабски и на других языках, научись и ты грамоте. У меня было пятьсот ахче, которые подарила мне сестра моей матери. Я отнес их мулле и попросил меня научить. Он учил плохо, но все же я теперь могу на языке, каким говорил с правоверными Пророк, написать Сатеник, что она – свет моей души. И каждый раз, когда мне удавалось встретить ее на улице, я незаметно вкладывал ей в руку записку, а она мне отдавала свою. Писала большими буквами, чтобы мне легче было прочесть.
Юноша посмотрел на Сатеник, и взгляды их встретились. Она улыбнулась и, подойдя к Ибрагиму, взяла его за руку.
– Я писала Ибрагиму, что тоже люблю его, и ни от одного своего слова не откажусь. Знаю, вы хотите отдать меня за Вираба Юзбаши. Я не пойду за него. Простите, папа, мама, – в голосе ее зазвенели слезы, – я люблю вас, но не стану ничьей женой, кроме Ибрагима.
Багдасар взглядом остановил вспыхнувшую от возмущения Анаит.
– Ты не можешь стать женой мусульманина, дочь моя, – мягко, но твердо проговорил он.
С грацией молодого барса юноша опустился перед ним на колени.
– Окрести меня, отец.
– Встань! – сурово велел Багдасар. – Знаешь ли ты, что по законам этой страны мусульманину, принявшему христианство, полагается смертная казнь?
– Для меня нет жизни без Сатеник. Окрести меня, отец, и обвенчай нас.
Сатеник встала на колени рядом с Ибрагимом.
– Обвенчай нас, отец, если ты этого не сделаешь, мы с Ибрагимом уйдем в Россию и обвенчаемся там. Нас никто не остановит.
– Как ты смеешь так говорить с отцом! – вскричала Анаит. – Или ты не боишься Божьего гнева?
Из глаз Сатеник покатились слезы, но она вытерла их и упрямо тряхнула головой.
– Я ничего не боюсь, мама! Ничего, кроме разлуки с Ибрагимом.
– Безумная, – устало и без гнева вздохнул Багдасар, – Ибрагим женат. И хотя брак его заключен не по христианскому закону, у него есть жена.
Сверкнув глазами, юноша вскочил на ноги, принудив подняться и Сатеник.
– У меня нет жены, ага! – возмущенно воскликнул он. – Мой брак заключен моим отцом против моей воли, дочь моей тети Асланы никогда не была и не будет моей женой. Она должна войти в наш дом через несколько дней, когда ей исполнится четырнадцать, но я твердо сказал отцу: я не приму Нурай, как жену. У меня не будет другой жены, кроме Сатеник, я уже очень давно сказал это отцу.
– И что ответил тебе Вали-ага? –