Табу и невинность. Александр Смоляр
могла до определенной степени и до определенного момента избегать конфронтации с враждебным ей государством.
Формулируемые в десятках книг и сотнях статей основные принципы, организующие мир идей новой оппозиции, можно синтетически свести к нескольким требованиям. Требование отказа ото лжи – яснее всего сформулированное Солженицыным и Гавелом – было, помимо моральной ценности такой позиции, способом поставить под сомнение ту идеологию и язык, которые служили для навязывания обществу официальных дефиниций окружающей действительности. Императив правды был также формой отказа признавать ту аксиологическую и познавательную монополию, которую присваивала себе власть. Далее, требование о самоорганизации должно было способствовать преодолению всеобщего огосударствления общественных связей, воссозданию гражданского общества. Каждая подлинно общественная организация, каждое доказательство солидарности трактовались как ценность сама по себе, но вместе с тем – как способ расколоть скорлупу коммунистического государства. Очередным принципом было ригористическое требование считаться с законом, уважать право. Янош Киш, стратег венгерской оппозиции, писал о «демонстративном требовании восстановить законы». Инструментами борьбы стали конституция и международное право. Право, всерьез трактуемое оппозицией, ставило власть перед альтернативой: возврат к революционной концепции прямого подчинения права политике или же декларативное признание цивилизованных норм права, тогда как на практике – их выборочное нарушение. В обоих случаях это вело к обнажению неправомочности, незаконности существующей системы власти в глазах общества.
Этот поначалу ограниченный, скромный политический проект, культивируемый в оппозиционных кругах нескольких стран региона, быстро получил радикальные идеологические интерпретации. Указанным островам общественной независимости предназначалась роль провозвестия будущих форм коллективной жизни. Гражданскому обществу, формирующемуся в подчиненной Европе, предстояло стать ответом не только на кризис коммунистических государств, но и на проблемы западных обществ. В нем видели предтечу такого цивилизационного изменения, которое выведет народы за пределы коммунизма и за пределы традиционной либеральной демократии (Гавел, Конрад, Куронь). Эти идеи опирались на разные источники. Определенную роль играли остаточные следы левых утопий о ликвидации государства; существенное значение имел распространяющийся в мире с середины 1970-х годов бунт против гипертрофии государства, в том числе и демократического, принявший в конечном итоге облик консервативной революции; некоторое значение имела также, вероятно, очередная волна рефлексий по поводу наблюдаемого кризиса демократии: в консервативном издании Самюэля Хантингтона или в левом – Юргена Хабермаса.
Среднеевропейская идея гражданского общества, подчеркивающая его радикальное противопоставление