Вариации на тему «жизнь». Прозопоэтический сборник. Александр Даниф
к истине шаг за шагом, постепенно переставляя буквы в анаграмме нашего восприятия.
Тешу себя надеждой, что в один прекрасный момент нас посетит осознание того, что вопросительный знак не является такой уж невыразительной сущностью. И мнимое отсутствие однозначного ответа несет в себе прекрасную цветовую гамму, в которой скрывается гораздо больше ответов по сути вопроса, чем в голословном утверждении.
Так, вопрос «Кто есть я?» несет в себе несоизмеримо большее количество возможных вариантов ответов со всевозможными оттенками, сносками и правками, чем, к примеру, утверждение «Я – писатель» или «Я – Дормидонт». Мнимая однозначность такого рода утверждений и в подметки не годится той многоуровневой этажности смыслов, которая возникает перед нашим воображением под воздействием вопросительной интонации.
Многоэтажность смыслов возникает, конечно, только если вдуматься в вопрос, а не хвататься за первые попавшиеся ассоциации. Опять кивну на довлатовские измышления из разряда доморощенной философии, где он не очень умело фиксирует важную мысль: полезнее спрашивать «Не говно ли я?», чем кичиться своей принадлежностью к какой-либо профессии, национальности, конфессии и прочим названиям или группам.
Вдумавшись и поразмыслив, добавлю к этой идее пару штрихов. Полезнее вообще задаваться вопросами. Как вопросом «Кто я?», «Где я нахожусь и почему я нахожусь именно здесь и сейчас?», «Правильно ли я поступаю?», так и тысячей других, из них вытекающих и им сопутствующих.
Задаваться вопросом и не тешить себя сиюминутным ответом – это и есть высшая эквилибристика ума, гибкость мышления, и движение вперед. Вы спросите: «Куда вперед?», «Кто знает, что там впереди?» – и сделаете шаг в абсолютно верном направлении.
8. На пепелище
Где безответная любовь душу сожгла – там пепелище,
и ветер свищет над обугленной землей,
и волки исступленно рыщут,
но не найдут добычи там,
где донага степь вылизал огонь,
лишь одинокий почерневший храм
уныло возвышается над голою равниной.
Опустошение
и скорбный безнадежный вид
погибшей выжженной степи…
И только колокол над храмом,
медленно качаясь, низким тембром
заупокойный реквием гудит
и успокаивает боль, а там внутри
перед иконой Богородицы
незыблемо свеча горит, в лампадке
теплится надежда, и утверждающий
глас ангела-хранителя беду замаливает, говорит:
«Среди безмерных мук, стенаний и обид
не оставайся, не ищи в печали
обломков старой радости,
погибшее есть тлен,
не поклоняйся праху, счастлив будь
освобождением, как предки завещали,
и жизнь проснется
обязательно,
целительным дождем
омоет