Шутки дебильные. Алексей Николаевич Зубов
все трое улыбнулись и покивали головами.
– Люди сказали, вы приехали без вещей. Где же ваши инструменты? – задал мужчина вопрос.
«И что ты пристал? – думал я, – начнет сейчас про операции расспрашивать, расколет нас. И
выселят, как пить дать».
– Я не люблю все эти нововведения – лазеры, телекамеры. Я привык работать по-старинке -
скальпелем.
Глаза у мужчины сузились.
– Уважаю, – медленно произнес он, – скальпель – это старая школа.
Мы помолчали.
– Давайте на чистоту, – вдруг сказал он решительно, – ваш клиент – это не я?
«Женька Горвиц работает в косметологии, значит, и мы хирурги пластические», – подумал я.
С минуту я «профессионально» рассматривал его лицо.
– Нет, не вы. Наш клиент гораздо страшнее.
Мужчина с облегчением захохотал. Всю его настороженность сдуло,
– Отдыхайте и будьте как дома. Если что-то надо, скажите, Низо велел. Все будет самое лучшее.
Он встал, сделал знак ожидающим его мужчинам, и вся группа двинулась к выходу.
– А все-таки, кто? – крикнул мне Низо из конца зала. Я строго покачал головой:
– Врачебная тайна.
Он опять захохотал, и вся их компания ушла, наконец, а мы с Шурой, выпив по рюмке ледяной водки, занялись рыбой.
Вернулись мы в номер уже поздно и были вполне довольны вечером.
– Знаешь, – сказал Шура, делая могучий глоток из бутылки, – не идет у меня из головы этот слепой. Может, пока мы в кабаке сидели, у нас в номере «жучков» понатыкали. Надо бы проверить.
Что поделаешь, в последнее время у моего друга мания – за ним следят. Его это беспокоит. Откуда эта застенчивость у взрослого человека – не пойму.
Он опять отхлебнул, взял столовый нож и выковырнул им паркетную планку.
– Толян, я был прав! Тут куча разных проводов.
– Так руби, – отозвался я, блаженно потягиваясь на кровати.
– Чем рубить-то? Разве «розочку» сделать?
Шура величественно, напоминая мне героя «Илиады», разбил бутылку о мраморный умывальник, встал на колени и с размаху всадил острый, как лезвие гильотины, обломок стекла в сплетение проводов. Раздался резкий хлопок, как от новогодней петарды.
В «Шератоне» погас свет.
Я лежал, убаюкиваемый волшебным сумраком летней ночи, не обращая внимания на деловитое бормотание Шуры – он продолжал вскрывать пол. Временами слышалось: «Ах ты, собака собачья» или «а если – по зубам?» Но это не мешало. Я вспоминал Альберта Карловича, который, выслушав наш с Шурой план, сформулировал второе правило бизнеса:
«Блеф имеет свои границы». План наш возник перед самой посадкой в самолет под впечатлением от передачи, где сообщалось об аресте сразу двух чиновников, обвиняемых в нецелевом использовании средств.
– Не держим мы с тобой, Толик, нос по ветру, – сказал мне тогда Шура, – все расторопные люди сейчас уводят деньги из государства, и только мы, как дебилы, ковыряемся в носу и узнаем об этом по телевизору.
План