Послушайте, Лещёв!. Лев Таран
баркасы
Над головой качались.
…в тесном бараке
Всю ночь рыбаки кричали.
На полигоне не было романтики.
Но пахло поле полынью и ромашками.
Четыре смерти лежали на моей ладони.
Розовые, как новорожденные, в пеленках из латуни.
И кровь дымилась в разорванной рубахе мишени.
Мы закончили стрельбы. Мы устало качались в машине.
Пыль садилась на руки, на плечи, на лица, потные от успеха…
Я сегодня стрелял по врагу.
Я сегодня стрелял во врага.
Я сегодня убил человека.
Мы сидели в телеге. Ехали. Молчали.
Навстречу шли коровы. Останавливались. Мычали.
Плескалась в пузатом бочонке вода из колодца.
По ногам моим разутым хлестали колосья.
Вдруг из солнечной ржи тихо вышел мой старый знакомый.
По лицу бородавки разбежались, как насекомые.
И негромко он рек: «посмотри, тишина какая!»
И подходит к телеге, благодушно икая.
Где-то физики мучаются над проблемами антимира.
Он подходит к телеге.
Заседают месткомы, распределяют квартиры.
Он подходит к телеге.
Дежурные лозунги оратаи с трибуны кричат.
Он подходит к телеге.
С хрустом сжав кулаки, друзья мои хмуро молчат.
Он подходит к телеге.
– Молодец, что уехал. Не бойся, что скажут коллеги!
Он подходит к телеге.
Он подходит к телеге.
Он подходит к телеге.
Вдруг – лиловый свет. Взрыв. Аннигиляция.
Перечитывая Лермонтова
Обречены крамольные стихи.
Их только в жандармерии читают.
Их просто документами считают.
Подыскивают в кодексе статьи.
И вот летит кибитка по степи.
И взгляду открывается Кавказ –
Прозрачный и причудливый, как вымысел.
Потом гремит тот хладнокровный выстрел,
Как будто глухо щёлкает капкан.
И пишут мемуары старики.
Приходит день. Тираны умирают.
Потом их с пьедесталов убирают.
И, наконец, печатают стихи.
Были поэты придворные.
Были поэты притворные.
Они говорили красиво.
Рассчитывали каждый шаг.
Тяжёлые цепи России
Отдавались громом в ушах.
И вдруг прорывалась строка.
На трон подымалась рука.
Поэты стихи читали
Медленно, нараспев.
Солдаты затылки чесали,
Смутьянов вели на расстрел.
Звучала команда хрипло.
И черепа – в черепки.
А после искали в архивах
Перечёркнутые черновики.
Видение
Ожили каменные губы.
И пахнет горькой лебедой.
И фиолетовые гуси
Летят над белою водой.
А люди пали ниц со страху.
И запылали города.
И глухо стукнулась о плаху
Моя седая голова.
Анька Стогова
Вся