Паутина. Александр Амфитеатров
въ угловой комнатѣ, куда бѣжали средніе братья отъ Симеоновой воркотни, было тихо. Модестъ, лежа на тахтѣ, опершись подбородкомъ на ладони, читалъ "Maison Philibert" Жана Лорена. Иванъ раскладывалъ на карточномъ столикѣ какой-то сложный пасьянсъ: онъ зналъ ихъ множество, былъ мастеръ этого дѣла и гордился тѣмъ, что самъ изобрѣлъ къ нѣкоторымъ какіе-то сложные варіанты. Когда въ угловую вошелъ, быстрою, твердою, легкою походкою стройнаго оленя, самый младшій изъ братьевъ Сарай-Бермятовыхъ – Викторъ, Иванъ съ дружескою улыбкою закивалъ ему изъ-за пасьянса своего. Онъ уважалъ этого строгаго, не улыбающагося юношу, въ черной рабочей блузѣ, точно рясѣ аскетической, и немножко побаивался, такъ какъ чувствовалъ, что, обратно, Викторъ то нисколько его не уважаетъ, a ужъ къ любимцу его, Модесту – пожалуй, питаетъ чувство и поострѣе неуваженія.
Сегодня они еще не видались.
– Не знаете, граждане: братъ Симеонъ y себя? – спросилъ Викторъ, проходя мимо со спѣшнымъ и озабоченнымъ видомъ.
– A здороваться – упразднено? – насмѣшливо спросилъ съ тахты Модестъ, не отрывая глазъ отъ книги. Викторъ остановился.
– Здравствуйте и прощайте. Ѣду.
Модестъ отложилъ книгу на столикъ, нисколько не стѣсняясь тѣмъ, что смѣшалъ Ивановъ пасьянсъ, перевернулся навзничь, закинулъ руки подъ голову, a ноги поднялъ къ потолку и запѣлъ, нарочно гнуся въ носъ:
Мальбругъ въ походъ поѣхалъ.
Ахъ, будетъ-ли назадъ?
– Надолго исчезаешь?
– По возвращеніи увидимся, – холодно отвѣтилъ Викторъ.
– Весьма удовлетворительно. Далеко ѣдешь?
– Брату Матвѣю адресъ мой будетъ извѣстенъ.
– Въ высшей степени опредѣленно. Merci.
– Не за что.
– Это, вотъ, и называется y васъ конспираціей?
Викторъ поглядѣлъ на него.
– Нѣтъ, не это, – сказалъ онъ, послѣ минуты молчанія, когда Модестъ опустилъ глаза и, чтобы скрыть смущеніе, опять заболталъ ногами и завопилъ во все горло:
– Мальбругъ въ походъ поѣхалъ. Ахъ, будетъ-ли назадъ?
– Буду, сокровище, буду, – невольно усмѣхнулся Викторъ.
Модестъ, словно польщенный, что вызвалъ улыбку на лицѣ суроваго брата, опустилъ ноги, пересталъ орать и заговорилъ проникновеннымъ тономъ обычнаго ему глубокомысленнаго шутовства, въ которомъ всегда было трудно разобраться, гдѣ шутка разграничена съ серьезомъ.
– Люблю я внезапные отъѣзды твои. Пріятно видѣть человѣка, y котораго на лицѣ написано сознаніе, что, перемѣщаясь изъ города въ городъ, онъ творитъ какіе-то необыкновенно серьезные результаты.
Викторъ пожалъ плечами.
– Если дѣло ждетъ въ Москвѣ или Петербургѣ, полагаю, что напрасно сидѣть въ Одессѣ или Кіевъ.
– Ерунда! – сказалъ Модестъ.
– Что ерунда? – удивился Викторъ.
– Москва, Кіевъ, Одесса. Всѣ города равны, какъ царство великаго звѣря.
– И всѣ – ерунда? – усмѣхнулся Викторъ.
A Модестъ закрылъ глаза и декламировалъ, будто пѣлъ:
– Города – бредъ. Ихъ нѣтъ. Вы только воображаете ихъ