Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
align="center">
1
Москва разбазаривала внимание.
Транжирила время.
А работа репортера требовала сосредоточенности.
И даже упорства.
И еще одно заметил Серафимович. В Москве люди были говорливее, чем в других местах.
Вот и сегодня, спросил он у одного прохожего адрес незнаемого самим места, как тот тут же пристал к нему, как банный лист к известному месту.
– Давно в Белокаменной? – осведомился он. Серафимович ответил.
– Ведь что бы ни говорили… – продолжил прохожий и тут же, перебив себя, представился:
– Афанасий, но не Фет, Алексеич, но не Петр, Гончаров, но не писатель.
Он первый расхохотался своей шутке, и когда Серафимович уже подумал, что фраза, которую он начал, так и останется в недосказе, докончил ее:
– Так вот я что хочу сказать: столица есть столица. Ей и скипетр в руки. А центр образования – это все же Москва. Это, так сказать, классическая цивилизация. Имеющая большие технические перспективы и резервы.
Серафимович улавливал в речи Гончарова именно тот стиль, которым надо писать в газету. В меру городской и в чем-то провинциальный, одновременно таящий в себе какие-то загадочные изображения, как некая отдаленная честь мира, помещенного в заброшенный подвал.
– У России всегда, – тем временем вновь заговорил Гончаров, – суровый и враждебный маршрут. Ей подвластны вызывающие открытия и уму непостижимые откровения.
Серафимович подумал: «Вот за кем надо записывать. Все – прямо без правки бы – пошло».
А Гончаров тем временем продолжал:
– Вот у меня спрашивают: «Хотел бы я снова стать молодым?». Да ни в коем случае!
Мне нравится мой возраст.
Потом быть молодым в наше время – это великая ответственность.
И даже – страх.
Серафимович поглядел на него не только с любопытством, но и с уважением.
– Духи предков не позволяют нам быть хуже, чем были они, – повел свою речь Гончаров дальше. – Знаете, тут какие подземелья?
Он чуть понизил голос:
– По молодости я туда спускался. И он уточнил:
– Ради любопытства.
– Ну и что там? – поинтересовался Серафимович, имея ввиду как-нибудь об этом написать.
– Жутко и неуютно. И – крысно.
– Много их там?
– Тысячи, если не больше того.
Он, чуть помолчав, добавил:
– Знаете, у меня какая мечта и на старости лет от души не отстает?
– Попутешествовать?
– Совершенно верно!
В Австралии хочу побывать. Попробовать найти Землю Арнелен.
И только Серафимович хотел спросить, что она из себя представляет, как на них набрела стайка девочек-подростков.
– Афанасий Алексеич! – воскликнули они чуть не хором.
– Ведь мы вас заждались.
– Ну что ж, – сделал он рукой Серафимовичу. – Плен, чем почетней, тем желанней.
Оставшись один, Серафимович вдруг действительно почувствовал какую-то ущемленность этим большим городом.
Разом как бы включились и звуки, и запахи, которых он не замечал, беседуя с Гончаровым.
Словно