Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
надо хоть что-то знать.
Учителю казалось, что революционеры – это люди, стремящие себя к вечному безделью.
– Ну, какую работу производит ваш Ульянов, находясь за границей? – вопрошал он и добавлял: – И за какие деньги?
Тут и Льва ущемляла одна подробность пополнения партийной кассы – это побирушечье.
Такая же русская знаменитость, как Максим Горький, ездит по всему миру и клянчит деньги на содержание не только самого «аквариума», но и того, кто его демонстрирует гостям.
В Тифлисе он слышал еще об одном недоучке.
Кобой тот себя повеличал.
Неведомо по какой причине, но не окончил он семинарию, потянуло его с небом общаться посредством телескопа.
Это же оказалось прикрытием истинного увлечения юного грузина.
А оно было таким же, как и у него, Лейбы Розефельда, по нынешнему наименованию Льва Каменева.
Псевдоним серьезный.
Вернее, крепкий.
Надо все делать, чтобы его оправдывать.
По загранице, как Льву показалось, поезд шел заметно шустрее.
И паровоз без конца погуливал, словно кого-то приветствовал.
Но спутники – по большей части – были людьми постными.
А некоторые откровенно неприятными.
Словно тут перевозили только что повздоривших соседей.
Но вот, в противовес всем, два улыбчивых лица.
Он и она.
Прислушался к их говору – русские.
– Ну и завез ты меня, Миша, в страну Глухонемию.
Лева – про себя – улыбнулся.
Точно определила девка.
Только прислушался он к тому, что они скажут еще, как те перешли на шепот.
И именно из шепота, из его полузмеиного шипения, выползла песня:
О чем задумался, детина,
Седок приветливо спросил.
И юноша вдруг оборвал песню.
– Вот смотри, какое лингвистическое несоответствие: обращение сугубо грубое – «детина», а вопрошение-то «приветливо».
– Ну ты и зануда! – заметила девушка, и Каменев понял, что это, конечно же, студенты, которые приехали сюда учиться…
«А чему?» – про себя спросил он некое пространство. – Вот этой немоте?».
Молодые же люди затеяли еще одну песню:
Вечерний звон,
Вечерний звон.
Как много дум
Наводит он.
И тут в вагон вошли ревизоры.
И, минуту спустя, стало ясно, что студенты ехали, как в России говорят, «зайцами».
И на них строго стал смотреть весь вагон.
Тогда Лев, пружинно поднявшись, оказался рядом с рдеющими щеками???
– Я уплачу за них штраф, – сказал он с той торжественностью, с какой прокуратор отменил бы распятие Иисуса Христа.
И сунул контролерам деньги.
И они закивали, «загудили», как – в рассказах – будет он вспоминать этот случай.
Но студентов все же увели с собой.
И вдруг к нему подошел явно заграничного вида старичок, который, однако, заговорил по-русски.
– Зачем вы это сделали?
Ведь здесь не принято – на людях – демонстрировать свою щедрость.
И –