Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова. Мигель Сервантес
один или два мудреца, которые не только описывали эти святые деяния, но и обрисовывали их малейшие мысли и всякие мелочи, как бы скры они ни были, и не должно быть такого несчастного, такого доброго рыцаря, коему не досталось бы той славы, что осталась от Платира и других подобных ему. Итак, я не мог смириться с тем, что такая лихая история может быть испорчена или уничтожена, повинукясь злобности времени, пожирателя и истребителя всех вещей, которые потом либо скрыты, либо погребены навсегда.
С другой стороны, мне казалось, что, поскольку среди его книжных розвальней были такие же современные, как «Разочарование Ревности» и «Энарейских Нимф и Пастушек», его история также может быть вполне современной, и что, поскольку она не была написана, она поневоле останется в памяти жителей его деревни и всех живущих в округе Ла Манчи. Моё воображение привело меня в великое замешательство и желание узнать реальную и истинную картину жизни этого человека и узнать всё о чудесах нашего знаменитого испанца Дон Кихота Ламанчского, светоча и зерцало бродячего рыцарства, первейшего из всех, кто в нашем возрасте и в эти ужасные времена стал трудиться и упражняться в обладании оружием, помогать ущербным вдовам, защищать невинных девиц и служанок, тех, кто всюду бродили по горам и долам на своих иноходцах, вооружившись плёткой, чтобы защититься от каких-нибудь ублюдков, и надо сказать, что в прошлые времена были девы, которые и в восьмидесят лет, и не переспав ниодного дня под кровлей, и если их не изнасиловал какой-нибудь лихоимец, или злобный великан, так и уходили в могилу такими же невинными, как их матери. Итак, я утверждаю, что за эти и многие другие подвиги достоин наш лихой дон Кихот непрерывных и публичных похвал. И даже мне не следует отказывать в уважении за работу и усердия, которые я вложил в поиски завершения этой приятной истории, хотя я хорошо знаю, что если небо и судьба не помогут мне, мир останется без развлечений и понимания, как здорово почти два часа провести за чтением такой изумителььной истории. И вот при каких обстоятельствах был обнаружен этот конец!
Когда я был однажды в Алькане, что в Толедо, мимо шёл мальчик, торговец канцелярскими принадлежностями и всяким старьём, в том числе древними бумагами, до которых так охочи жаждущие коллекционеры, и так как я люблю читать всё, даже скомканные бумажки, которые нахожу на улицах, я, руководствуясь моей естесственной склонностью, взял у мальчика одну из этих тетрадей, которые мальчик на моих глазах продавал торговцу шёлком, и оказавшуюся написанной, как я догадался, одними сплошными арабскими буквами. Догадаться-то я догадался, что они арабские, но прочитать их так и не смог. А так как я не мог их прочесть, я всё ходил и высматривал, не покажется ли на горизонте какой-нибудь мориск или алхамик, способный прочесть их, и надо сказать, что найти такого переводчика было не так уж трудно, ибо, даже если бы я искал у него переводчика с другого, более древнего