Город на холме. Рина Гонсалес Гальего
Мама в очередной раз родила и была бы рада мне помочь, но уж очень была уставшая. Мне удалось вытащить ее к врачу и на анализ. Обнаружили гипофункцию щитовидки, прописали таблетки. Когда эта круговерть началась, я понял, что одному мне не справиться, и стал искать союзников среди младших. Шестнадцатилетний Залман по примеру отца дни и ночи пропадал в доме учения. Пользы от него не было никакой, но гадостей он не делал, и я решил оставить его в покое. Нотэ через пару месяцев должно было исполниться тринадцать, ему обещали подарить новый штраймл[12], и думать и говорить он мог только об этом. Дальше шли одиннадцатилетний Моше-Довид и десятилетняя Риша. Они-то как раз хотели помогать, но в силу своих недугов мало что могли. И еще наличествовала разнокалиберная мелюзга, которую надо было одевать, обувать, развивать, водить к врачам. Как я и предполагал, лучше всего у меня сладилось с Биной, которая шла между Залманом и Нотэ. Полное ее имя было Бина-Батшева, потому что она шла седьмым номером после шести сыновей[13].
Мне уже давно было ясно, что Бина – отдельный, самостоятельно мыслящий человек, а не просто лишняя пара рук, чтобы нянчить малышню. Это озарило меня задолго до побега. Отец первым просек мой оппозиционный настрой и не нашел ничего умнее, как при помощи репрессий его укреплять. За пасхальным столом он с драматическими интонациями рассказывал притчу о четырех сыновьях и на словах «нечестивый сын, что он спрашивает?» смотрел на меня испепеляющим взором в ожидании, что я опущу глаза. Я выдерживал взгляд, считая про себя до десяти, потом медленно опускал ресницы, откидывался спиной на стену и делал лицо «ну и когда мне надо испугаться?». На третий по счету седер[14], когда мы с отцом разыграли это представление, у нас были гости. Стерпеть такое при гостях отец не мог и велел мне убираться из-за стола. Воцарилась удивленная тишина. Седер Песах – это не просто ужин с гостями, это заповедь. Я уже бар-мицва и обязан соблюдать ее, как взрослый. Неужели отец запретит мне участвовать? Я медленно встал. Посмотрел на другую сторону стола, где располагались женщины. Мама сидела ни жива ни мертва от страха, лицо побелело под праздничным синим тюрбаном. Мне тоже было очень не по себе, но, когда я наконец открыл рот, голос звучал более чем уверенно:
– Мама, если тебе понадобится моя помощь, ты знаешь, где меня найти.
На мужской половине стола раздался возмущенный ропот. Как я посмел! Не просто не извиниться перед отцом, но вообще его проигнорировать! Публично обратиться к женщине и предложить свою помощь! Нет, я точно нечестивый сын и заслуживаю всяческого порицания.
Я сидел на нижней ступеньке лестницы в наш подъезд – злой и голодный и одновременно безумно собой довольный. Как же, я не потерял лица, не стал унижаться, да еще и последнее слово за собой оставил. На первые пять минут моего запала хватило, а потом я подумал: да, все это хорошо, но какой ценой? Весь народ празднует свое избавление, а я – изгнан. И в этот момент я возненавидел отца по-взрослому,
Головной убор хасидов, который они надевают только в особо торжественных случаях (в субботу, праздник, на свадьбу или когда встречаются с ребе). Существует более двадцати типов штраймлов. Обычно это черная бархатная ермолка, отороченная черными либо коричневыми лисьими или собольими хвостами.
«Бат-шева» значит «седьмая дочь».
Седер Песах – ритуальная семейная трапеза, проводимая в начале праздника Песах (еврейской Пасхи).