Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии. Лариса Никифорова
заменимость знака проистекает из убеждения в том, «что составление текстов и формы социального поведения поддаются изучению и управлению»[384]. Представления об условности знака (при пока сохраняющейся безусловности содержания) создают саму возможность перетолкования стержневой провиденциальной идеи российской государственности и являются фундаментом семиотических стратегий.
Появление дворцово-парковых комплексов европейского типа было частью общей семиотической реформы петровского времени. Их роль аналогична роли других видов произведений европейского типа, «пересаженных» на русскую почву. Ю.М. Лотман писал по поводу перевода В.К. Тредиаковским «Езды в остров любви», что литературный текст преследовал не только литературные, но литературно-организационные задачи. В европейской культуре XVII века этот роман был рожден атмосферой светских салонов, был полон аллюзий на отношения между героями и героинями салонной культуры, и вне этого контекста лишался смысла. Перевод Тредиаковского решал иные задачи, он был призван создать контекст: «Там быт генерировал текст, здесь текст должен был генерировать быт»[385]. Подобную цель – создание новой среды – преследовало строительство новой столицы, а в ней и вокруг нее – дворцовых резиденций европейского типа.
В европейской культуре формирование дворца – произведения искусства имело свою предысторию и было растянуто во времени. В России XVIII века процесса формирования дворцов не было, «регулярные» дворцовые резиденции появились как будто сразу. Предысторией русских императорских дворцов, отправной точкой в развитии их художественного облика, стала европейская художественная культура, которую Россия осваивала как синхронный опыт и «нерасчлененное целое»[386].
Важно отметить, что на русскую почву были перенесены не просто общие принципы регулярности, но целостный тип дворцово-паркового комплекса, сложившийся к XVII столетию в европейской культуре[387]. Он вобрал в себя опыт риторической культуры (это понятие обозначает художественную культуру, рожденную конвенциональным отношением к знаку[388]) как универсального способа тематизации всего наличного фонда знания. Риторическая система «от рождения» имела дело с целостным фондом знания – ритор работал с материалом истории, поэзии, философии, апеллировал к религиозным устоям, церковному и светскому праву. Моделью тематической упорядоченности выступала теория трех стилей, которая была, во-первых, системой классификации и иерархии тем из актуального фонда знания, во-вторых, системой соотношения «слов и вещей» (res и verva), наконец, системой эстетических и этических признаков произведения, вытекающих из владения автором принципами уместности и соответствий. Дворцово-парковый комплекс, в котором присутствуют все без исключения виды искусств, включая искусство поведения, все техники исполнения и, что важнее, все темы и сюжеты, имевшиеся в распоряжении Искусства, был предельным воплощением риторической энциклопедичности
Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического… С. 26.
Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII – начала XIX века … С. 97. Подобную мысль высказывал Успенский Б.А. Язык Державина // Из истории русской культуры. Т. IV (XVIII – начала XIX в.). М., 1996. С. 783. «Если в обычной ситуации тексты возникают в некотором контексте, мотивирующим их появление, то в других случаях наоборот, – создание текста, предшествует возникновению соответствующего контекста».
Кириченко Е. Взаимосвязи России и Запада в архитектуре Нового времени // Вопросы искусствознания. 1993, № 2–3. С. 12–24.
Подробнее: Никифорова Л.В. Дворец эпохи барокко: опыт риторического прочтения. СПб., 2003.
Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического … С. 22–44.