Большая красная труба. Макс Мунстар
силу ветра. Все во мне говорило: да наплевать! Ради чего? Ради чего беречь себя от маний и отклонений, если сама суть, поиски которой так давно закончились, теперь скрывалась в этих ненормальных формах. Я продолжал бежать. Что это вообще такое? Я очень четко понимаю, что это происходит здесь и сейчас! Я точно не сплю! Я бегу. Я устал. Я чувствую свои ноги, хоть и как-то странно. Я управляю ими. Я чувствую давление между ребер, раскаты острых приступов боли в легких, слабое покалывание в ступнях, глухое напряжение в черепной коробке, и самое главное – внушительную, и даже приятную вибрацию нервной тряски по всему телу. Это точно реально, это не сон. Я слышал её. Я её видел. Я ощущал её затхлый металлический, чуть кислый запах. Она абсолютно реальна, и она есть, где-то там, в скрытых от посторонних людей потайных уголках мрака. Так странно думать о реальности, находясь в ней. Раньше я никогда этого не делал. Наверное, в любой ситуации до конца нельзя быть уверенным, что реальность эта действительно реальна. Во сне ты так же уверен в себе, а после просто просыпаешься и осознаешь, что все это было не по-настоящему. Может быть, я просто сплю, и все это – нелепый сценарий моего очередного сновидения? Как знать это наверняка? К примеру, наркотики очень мощно искажают реальность, но даже в самом глубоком приступе ты все еще помнишь моменты входа, и все эти галлюцинации выглядят вычурными и неестественными. Хотя есть и такие вещества, что можно и вовсе забыться наглухо. Даже пьяный в стельку ты имеешь прямую связь с собой. Слабую но все же связь! Ты говоришь сам себе, совершенно четко и ясно – парень, ты «обдолбан». Ты трезво заявляешь себе, что ты нетрезв. Хотя я не пробовал всего, чтобы так судить. Но здесь, все-таки, другое – чистейшее, кристальнейшее осознание реальности. Я точно не сплю, так как помню очень много всего. Я могу отчетливо копошиться в воспоминаниях, собранных годами. Во сне такого не может быть. Это реальность! Это однозначно она.
Внезапно я остановился и, согнувшись, опустил ладони на свои колени. Бежать больше не было сил. Одышка вошла в критическую фазу, а кровяные удары, словно молоток, бьющий по жестяному листу, проявляли себя особенно ощутимо в наставшие моменты покоя. Я смотрел куда-то глубже вещей, окружающих меня, словно вновь отрываясь от мира. Такое происходит, когда осознаешь очень глубокие вещи, путь к которым искал долгое время. Приятное отчуждение, доводящее спину до легкого холодка, обогнуло туловище, как вдруг, интуитивно, я повернул голову в сторону.
Тогда я впервые ощутил эту незыблемую уверенность. На той стороне Невского проспекта находилось величественное здание, захватившее мой взгляд. Под окантованными кое-где холодными лучами городских огней, серыми пучинами свинцовых туч, громоздко нависающих в небе, раскинула свои прямоугольные башни зловеще бледная лютеранская церковь. Она была расположена чуть в глубине основной линии зданий проспекта, сам факт чего невольно ведал о её значимой таинственности. Громоздкие, и чуть подтаявшие пласты серого снега, что повторяли крыши церкви, уже имели