Пармские фиалки. Ричард Брук
с голубями… но Лис -это человек, солист труппы. Гимнаст и танцовщик, и… Эрнест, помнишь, я рассказывал тебе о нем?..
– Да, что-то такое припоминаю…
– И к чему такое равнодушие?..
– А что, я должен зарыдать от счастья? – Верней не имел ничего против красивого танцевального номера с акробатикой, в исполнении красивого (наверняка!) и талантливого мужчины, но ему нравилось строить капризного принца и поддразнивать Розочку. Стараясь восхитить и поразить любовника, Роже допускал фатальную ошибку – был избыточно любезен и услужлив, заискивал и суетился…
Эрнест же терпеть не мог подобный стиль общения, ему становилось стыдно и за себя, и за поклонника, что подвергал себя добровольному унижению. Для художника не было более антисексуального зрелища, чем другой человек – без разницы, мужчина или женщина – ползающий перед ним на коленях… угождающий, отбросивший достоинство. Верней поддразнивал Роже, как увальня-котенка, и всем собой сигналил:
«Разозлись и пошли меня к черту… это пойдет тебе куда больше, чем игра в официанта и рекламную афишу…»
Пикар сигналов не улавливал, горестно вздыхал и подливал любовнику и самому себе шампанского: он считал алкоголь союзником в нелегком деле соблазнения, и заодно – защитой от убийственного сарказма художника. Сквозь золотистую дымку опьянения все казалось не таким безнадежным…
Немцы как будто не были влюблены, но шампанское пили бокал за бокалом, и на принесенные закуски накинулись как с голодного края.
– Sehr gut! Wie lecker! (Очень хорошо! Как вкусно!) – интенсивно жуя, нахваливали они кухню месье Лакруа и осуждающе посматривали на Эрнеста, который едва прикасался к трапезе, подобно вампиру, порождению ночи, лишь имитирующему интерес к человеческим угощениям…
Разговор за столом, тем не менее, оживился, Фриц и Ури оказались не такими уж занудами, и довольно живо рассказывали о своих первых парижских впечатлениях – но с города и достопримечательностей быстро перескочили на киносъемочную площадку.
Засыпали Роже комплиментами насчет того, как хорошо организован процесс в павильоне, как слаженно работает съемочная группа, как продумана логистика – до мелочей – и прочее, и прочее…
– Мы очароффаны французским подходом! – уверял Фриц. – Если честно, мы думали, что ффсе на площадке придется делать из воздуха, но с тобой, Рутгер, оказывается, мошшно иметь дело!
– Йа, йа! – подтвердил Ури. – Даффайте еще выпьем за сотрудничество…
Он не успел закончить тост, поскольку на сцену снова выбежал кордебалет, и внимание немцев полностью поглотили танцовщицы, на сей раз явившие публике роскошные уборы из колыхающихся страусиных перьев, яркие шелковые трико, облегающие тело, как вторая кожа, и создающие эффект обнаженности, и по-честному обнаженные бюсты, с чуть подкрашенными сосками…
Фриц и Ури как завороженные следили за темпераментной пляской в арабском стиле, усиленной акробатическими