Город. Глеб Олегович Белянин
куда хотел, например, к маленькой, с виду потерявшейся девочке. И говорил то, что хотел, да и ел всегда усилку. Шёл вровень с патрульными. Порой даже выше.
– Не занято? – повторил Паша, пытаясь как-бы сковырнуть ракушку, в которую закуталась девочка. Усаживался рядом.
Музыкант был одет чересчур красиво для Города. Даже слишком. На голове особого вида кепи, которую в помещении он всегда снимал, вот, например, как сейчас. Серое, вычищенное пальто. Под ним всего пара свитеров. Брюки, было видно, изначально имели чёрный окрас, но, будучи подвержены старению, выцвели. Стали такого же цвета, как и пальто. И ботинки. Далеко немногие позволяли носить себе настолько непрактичную одежду.
Девочка, как и все дети, была насильно укутана в несколько слоёв. Вся ребятня в Городе была похожа на маленькие луковицы с окошком, из-за которого выглядывало милое розоватое личико. Этот ребёнок, будучи явно лишенным родительского контроля, позволял себе надевать чуть меньше одежды, а потому был чуть более свободен в движениях.
Не отрываясь музыкант смотрел на неё. Скользил взглядом по её юному лицу.
Девчонка сопела всё сильнее и сильнее, хмурилась, пыталась не замечать гостя, уклоняться от его проникающего взгляда.
Не получилось.
– Ты отдал им свои талоны? – Вдруг спросила она, видимо, не вытерпев давящую обстановку.
– Отдал. А как ты догадалась?
– У тебя нет чашки. Значит нет еды. Нет талонов.
– Сообразительная, – подмигнул ей музыкант. Она жеста не оценила. Отвела взгляд.
Они молчали.
Тринадцатилетний Максим отдал какие-то приказы поварятам на кухне, после чего вышел в зал и стал прибираться.
Девочка бросила на него неловкий, слишком долгий взгляд. Затем она поймала себя на этом и, казалось, на её щеках появился еле-еле заметный румянец. А может так только показалось?
– Зачем ты здесь сидишь? – Вновь спросила девочка, чтобы разрядить обстановку.
– Хочу и сижу, – показательно лениво отвечал музыкант.
– А зачем ещё приходить в столовую, если не для того, чтобы поесть? – Продолжала спрашивать девочка, заполняя тишину и разглядывая потолок.
– Поболтать. Поговорить, например. Вот как мы сейчас с тобой разговариваем. А тебе что, не нравится?
– Здесь так не принято. Я не хочу разговаривать. К нам могут подойти те в чёрном, – она удержалась от того, чтоб тыкнуть в них пальцем.
– Ха, боишься?
– Нет.
– Да ну, боишься. Я тоже, честно, боюсь. А кто не боится – тот дурак. Не переживай, не подойдут.
– Вряд-ли.
Ракушка была вскрыта, но, как и её наряд, она имела несколько слоёв.
– Слушай, – сказал музыкант. – А почему ты одна? И почему ты в этом корпусе? Почему не в детской столовой?
– А почему ты не в столовой для таких как ты? – Резанула она.
– А для таких как я столовых нету. Я хожу туда, куда захочу. Во как.
Максим начал убираться за