Грани русского символизма: В. Соловьев и Ф. Сологуб. В. А. Мескин
(Л.Долгополов, А.Козырев) переписок, в которых есть место и теологическим дискуссиям, и взаимным упрекам по разным поводам, и даже признаниям в любви. Понятно, В.Соловьев писал за себя и за Нее[132]. Медиумические вкрапления встречаются не только в соловьевских ученых записках, конспектах, но также в текстах на бытовые темы. Алогичные, требующие расшифровки фразы и целые абзацы, по признанию самого В.Соловьева, диктовались ему кем-то сторонним и невидимым. Эти графические, если не свидетельства, то меты интуитивных контактов, контактов за пределами сознания, завершаются упоминаниями разных имен, но чаще всего упоминанием заветного имени – София.
По мнению В.Соловьева, все окружающее (явное, видимое) представляет собой лишь проявление скрытой сущности. На прямой вопрос, верит ли он в сверхъестественное, философ дал однозначный ответ: "Я не только верю во все сверхъестественное, но, собственно говоря, только в это и верю"[133]. По этой причине не может удивлять его серьезное отношение к спиритизму, который, по его мнению, приближает к "научной истине", который необходим для "установления настоящей метафизики"[134]. Таинственные видения этот богослов-мыслитель воспринимал как "другую реальность". Как о чем-то обыденном он говорил о визитах к нему духов, в которых он узнавал монастырских старцев, знакомых людей, здравствовавших и умерших[135]. Близкие свидетельствовали, что В.Соловьева изводили галлюцинации, мистические соответствия, совпадения, предзнаменования[136]. И во сне он подчас не знал покоя, прозревая нечто наяву незримое[137]. По слухам, после смерти философа и поэта родственники нашли в его архивах не только мистическую переписку, но и другие странные документы, например, признания в искушениях дьяволом, описание внешности являвшегося ему черта[138].
Третья встреча, третье видение Софии легло в основу поэмы "Три свидания" (1898). Некоторые события, в частности египетские приключения, чуть было не закончившиеся для главного героя трагически, представлены в этой поэме в шуточно-ироническом освещении[139]. Конечно, юмор в этом автобиографическом сочинении может показаться неуместным, однако он вполне объясним, если, как сказал А.Блок, учесть "условия века и окружающей среды". То есть позитивистскую атмосферу среды. Осознавая неоднозначность избранной тематики, В.Соловьев предпочел посмеяться над собой вместе с предполагаемым читателем-материалистом во второстепенных эпизодах, чтобы в других эпизодах, главных, быть серьезным и не осмеянным[140]. Можно найти и другие примеры, когда В.Соловьев облачал в шутливую форму очень серьезные и даже тревожные мысли. Достаточно указать на стихотворение, озаглавленное "Вечная Женственность" (1898) с невяжущимся с этим заглавием подзаголовком "Слово увещевательное к морским чертям", начинающееся строчкой: "Черти морские меня полюбили…". Автор скрывает неувязку тем, что дает заглавие на немецком
Такой опыт общения с Божественными началами В.Соловьеву был известен от мистиков Средневековья, и об этой форме общения известных ему личностей он говорил как о деле совершенно заурядном. Позже, очевидно, уже у В.Соловьева этот опыт перенимают поэты-мистики Новейшего времени, в частности В.Иванов, который, по его словам, "медиумически" общался со своей умершей женой, выспрашивал у нее разного рода советы. А.Белый в "Воспоминаниях" рассказал о "медиумических явлениях", о своей борьбе с нежеланными "феноменами" посредством специальных молитв, увещевательных обращений к бесам.
Письмо к Н.Н.Страхову, 12 апреля 1887 года.
Об этом В.Соловьев писал своему близкому другу, исследователю творчества А.Шопенгауэра, Д.Н.Цертелеву 8 января 1875 года. В защиту спиритизма он будет высказываться и в других письмах к этому близкому другу, отмечая тот факт, что среди магов очень "много шарлатанов".
Письмо к Д.Н.Цертелеву, 18 июня 1877 года.
Соловьев С.М. Владимир Соловьев. Жизнь и творческая эволюция. М., 1997. С.127.
Все это, заметим, очень похоже на то, что говорили о Ф.Сологубе, прозванном В.Ивановым "тайновидцем", знавшие его люди, вся эта "другая реальность" войдет в его мистическую поэтику.
Об этом писали многие со ссылкой на книгу С.К.Маковского "На Парнасе Серебряного века" (Мюнхен, 1962). С.Маковский указывал на информацию, полученную от писателя Эллиса (Л.Кобылинского). Последний же ссылается на будто бы сказанное братом умершего философа и поэта, М.С.Соловьевым. Эта информация не может считаться полностью достоверной, поскольку Соловьевы потому и уничтожили некоторые бумаги, чтобы огородиться от кривотолков. Правда, позже С.М.Соловьев описывал многочисленные рассказы дяди о явлениях ему черта, нередко в образе арлекина или мохнатого зверя, и об изгнании его за дверь крестом, писал об этом и В.Величко.
В письме к матери 15/27 ноября 1875 года В.Соловьев писал: "Отойдя верст 20 от Каира, я чуть не был убит бедуинами, которые ночью приняли меня за черта…".
Осмеяния, правда, дружеского В.Соловьев все-таки не избежал. Граф В.Соллогуб написал шуточную пьесу "Соловьев в Фиваде", о пилигримстве молодого философа в Египет, его полемике со сфинксом.