Опыт. Екатерина Сычёва
это брать не будем. Слишком много барахла тогда наберется.
Макс уже подошел к старому шкафу с антресолями, открыв скрипучую створку с зеркалом на весь проем.
– Я внемлю твоим советам, мудрец.
– Шмотья много не бери. Моя мамка собирается устроить тебе развлекательный фэшн, чтобы ты соответствовал мне.
Ян и на этот раз промолчал, не понимая, как можно быть таким внутренне глухим и слепым, чтобы не понимать очевидное, как Макс, полагающий, что им восхищаются и стараются ему подражать. Конечно, это было небезосновательным, потому что на самом деле находились такие, которые преклонялись перед Максом, умеющим внушить другим, если не уважение, то чувство, которое испытывает бедняк к идущему мимо богачу, чувство не совсем преклонения, но завистливого восхищения не человеком, а его состоянием, средой, где он обитает. Так было и с Максом. Он умел бросать пыль в глаза, собирать вокруг себя доверчиваю публику, слушающую его открыв рот и верящую всему, что он им не скажет. Его развязная, немного нахальная манера говорить растягивая слова стала в моде, как и дерганые движения, и жаргон, которым он заменял нормальную речь, не в силах выразить мысли, его одолевающие. Часто он вообще заменял их словами из текста репа, который слушал день и ночь. Некоторые считали это шиком, стараясь неловко, неумело подражать, но подражателям не хватало самоуверенности и наглости, поэтому им ничего не оставалось делать, как признать Макса идолом их преклонения и обожания.
Признаться, Ян вначале так же попал под влияния Макса, восхищаясь его способностью легкого флирта с симпатичными девушками, казавшиеся до этого ему недоступными. Он легко мог заставить улыбнуться даже самую неулыбчивую девушку, сорвать с неё обещание, и оставить в недоумении и замешательстве, в необъяснимом волнении, которое большинство девушек приписывали по своей неопытности к влюбленности.
Макс виртуозно вел свою игру, заставляя и других играть по его правилам, верить ему безоговорочно, когда он внушал, что нет чего-то, чего бы он не знал. Он был ублюдочный мудрец, развращенный познаниями жизни и опытом, позаимствованным из жизни других, но об этом, кроме него самого, никто не знал. Ян лишь догадывался об этом, часто ловя Макса на оговорках, мелочах, выдающих его и доказывающих, что его истории выдумка и ничего более, а он всего лишь трепло, завравшееся и запутавшееся в надуманных и нагроможденных один на одном фактах.
Кроме того Ян и сам стал постигать искусство любви, незатейливое на самом деле, как заезженная мелодия, которая, услышанная единожды, прокручивается сама собой в голове, как незаметный фон, как мотив повседневности и обычности. Сначала неумело, а потом все ловчее и ловчее Ян стал постигать души девушек, казавшиеся ему до этого сфинксами, тайной, скрытой за семью печатями. И вскрыв их, Ян не обнаружил ничего такого, о чём не догадывался и не знал.
Сейчас же от первоначального преклонения перед Максом осталось лишь лёгкое презрение, как и в самом начале их знакомства. Макс был хитер, гибок, но глуп, как и его мать. Именно той глупостью, слепой, бесцеремонной, самонадеянной, вульгарной и грубой.
Ян