Дом Фауста. Михаил Дынкин
перебравши, из бойницы выпал
и рухнул в море, и пошёл ко дну,
но вынырнул, и вот – решил поплавать.
А рыцарю совсем отшибло память,
когда его ударили щитом
разбойники из Колдовского Леса…
Вообще-то он хотел спасти принцессу,
но посчитал спасение тщетой;
послал всех на хер и ушёл в монахи.
А мойры – или это просто пряхи —
наложницы по правде говоря,
мозги служанкам пудрили в гримёрке;
одна из них царю рожала орков,
но в этой сказке не было царя.
«Служил Гаврила банкоматом…»
Служил Гаврила банкоматом
для хитрой маленькой жены.
Он сам себя забрил в солдаты
и сжёг последние жиры
в боях под городом Неровно
(сплошные ямы и бугры),
когда воздушные паромы,
согласно правилам игры,
сопровождал на дирижабле.
А как окончилась война,
стал кавалером Алой Жабы,
вольноотпущенником на
четыре стороны, но это
излишне, если напрямик.
Вооружённый пистолетом,
Гаврила – правильный старик —
в ушитом дембельском камзоле,
так под Неровно и осев,
несёт отборных инфузорий,
размером с взрослых карасей
на местный рынок. Глянь, как бойко
идёт торговля в наши дни,
и волосатую ладонь-ка
за новой дозой протяни.
Ты тоже был железных правил,
служил в Неровно палачом,
не уважать себя заставил
и не жалеешь ни о чём.
«Было у старика три сына: старшой – живой…»
Было у старика три сына: старшой – живой,
средний – покойник, а младший – нестроевой.
Или наоборот. Так ли, эдак, тоска берёт
думать о том, как тот старик живёт.
Значит, не нужно думать совсем-совсем.
Да ведь и сыновей-то на деле семь.
Мёртвые ли, живые – одно лицо.
Это у них впервые в конце концов,
чтобы на свет рождаться и умирать.
Сёстры зовут их: «Братцы, айда гулять!»
Были, видать, и дочки у старика.
Автор дошёл до точки. «Пока-пока!» —
крикнул, на воздух вышел, вернулся. Упс,
чуть не столкнулся с мышью, разбил графин.
Смотрит, сидит на печке огромный пупс,
пьёт из железной кружки чаёк-чифир.
«Как тебя звать-то, милый?»
«Меня? Илья!»
«Где твои сёстры, братья, семь я, семья?»
Пупс говорит: «Будь ласков, плесни чайку.
Это другая сказка, а ты – ку-ку».
«Ехал Ваня на сером волке…»
Ехал Ваня на сером волке из сказки в сказку.
И в одной из сказок волк превращался в таксу.
А в другой сам Ваня волком был по сюжету.
Что ни утро, рядом с очередною жертвой
просыпался, кашлял кровью ли, акварелью…
Поначалу страшно, а потом параллельно.
А совсем в финале голос звучит за кадром:
«Ехай дальше, Ваня,