Спас на крови. Юрий Гайдук
а там мне… В общем, будто обухом по голове. Умер! Сердечный приступ.
Ушаков замолчал было, но, скорбно вздохнув, добавил:
– У меня самого после этого чуть приступ не случился. Столько лет не виделись, а тут на тебе – в кои-то веки прилетел в Москву, и вдруг сердечный приступ. А он ведь помоложе меня будет.
В общем-то, все было ясно и понятно и можно было бы заканчивать разговор, однако Хиллман обронил вскользь, что эксперт по искусству Державин прилетел в Москву с каким-то конкретным заданием, то есть это была деловая поездка, и Головко не удержался, чтобы не спросить:
– А вы что, тоже эксперт по искусству?
– Какой там на хрен эксперт! – хмыкнул в трубку Ушаков. – Чтобы быть экспертом, образование серьезное нужно, а у меня на все про все десятилетка.
– Но вы же…
– Что, насчет Третьяковки? Так это же реставрационные работы. Там практика больше нужна и чувство иконы. А это мне от отца перешло, как бы по наследству. Но сейчас и от этого отошел, иконы пишу. Благо, спрос есть. На одну пенсию не очень-то в наше время разгуляешься. Да и кисти с красками в копеечку влетают.
– Что ж, рад за вас, – сворачивая разговор, произнес Семен. – Возможно, мне придется позвонить вам еще, так что, если вдруг надумаете куда-нибудь отъехать, не сочтите за труд позвонить мне на мой мобильный телефон, – и он продиктовал свой номер.
Глава 5
Опустив трубку на рычажки, Ушаков какое-то время тупо смотрел на телефонный аппарат, потом перевел взгляд на выходящее во двор окно, в котором уже дважды ему являлся Рублевский «Спас» с кровяными потеками под глазницами, и невольно перекрестился на образа.
Происходящее не умещалось в его сознании, и он вдруг явственно понял, что этак действительно можно сойти с ума. Сначала явление «Спаса Вседержителя», на лике которого словно взбугрились багровыми рубцами кровяные потеки, потом телефонный звонок из небытия – это был Игорь Державин, известие о его скоропостижной смерти, отчего у Ефрема до сих пор нервным тиком дергается правая щека, и опять явление Рублевского «Спаса».
Во второй раз это случилось в понедельник вечером, уже после телефонного звонка Державина, и Ушаков до сих пор голову ломал, не зная как к этому отнестись. Это сейчас он вроде бы как немного успокоился, по крайней мере хоть сердце малость отошло да вроде бы как прошла боль в левом предплечье, а вот что было в тот момент, когда в темном проеме не занавешенного шторками окна вновь явился словно сотканный из воздуха Рублевский «Спас»?..
Не в силах даже с места сдвинуться, не то чтобы осмыслить происходящее, он точно так же, как в первое явление «Спаса», пожирал наполненными страхом глазами лик Спасителя и так же, едва ворочая языком, повторял едва слышимое: «Господи! Владыка небесный…», осеняя себя крестным знамением. И от этого действительно можно было тронуться умишком.
Исчез лик точно также, как и в первый раз – словно растворился в воздухе. И теперь вспоминая все это…
Скороговоркой прочитав «Отче наш», Ушаков какое-то время