Спас на крови. Юрий Гайдук
Державиным, с которым он, да еще живой на ту пору его отец – Лука Ушаков и раскрасавица Оленька, ставшая потом Мансуровой, работали в реставрационной мастерской знаменитой Третьяковки.
И вдруг – телефонный звонок и до боли знакомый бархатный баритон Державина:
– Ефрем?
Он узнал его по первым же ноткам, и в то же время сознание обожгла мысль, не двинулся ли он умишком.
– Ефрем… дорогой, – видимо поняв его состояние, уже более ровным голосом, без напряга произнес Державин и рассмеялся столь же знакомым бархатно-раскатистым смешком. – Узнал ведь, старый черт! Это я, Игорь.
– Господи! – только и смог выдавить из себя Ефрем. И тут же: – Уж не снится ли мне это? Откуда ты?
– Можешь не щипать себя, не снится, – успокоил его Державин. – А вот насчет того, откуда я…
Замолчал на полуслове и с этакой хитринкой в голосе спросил:
– Нет, ты скажи поначалу: рад слышать меня?
– Господи, да о чем ты буровишь? Рад ли слышать тебя?.. Это не то слово – «рад». Страшно рад! А еще больше был бы рад увидеть да обнять тебя.
– Тогда считай, что я уже тискаю тебя в объятиях.
– Так ты что… в Москве?
– Прилетел в субботу вечером. Сегодня ходил-бродил по городу, все-таки считай полжизни как не был здесь, а сейчас вот вернулся в «Стрельню» и звоню тебе.
– А телефон-то мой откуда узнал? Я ведь уже хрен знает сколько лет как в своем Удино заперся.
– Ефремушка, дорогой, – засмеялся Державин, – это только тебе кажется, что ты там заперся, а ведь пол-Москвы знает, где тебя найти. Кстати, а где оно твое Удино?
– Считай, что в двух шагах от Сергиева Посада. Сейчас экспресс от метро «ВДНХ» ходит, сел – и через полтора часа дома.
– Город, поселок?
– Да ты чего, откуда здесь второму городу взяться? Бывшая деревня, а теперь вроде бы как рабочий поселок.
– А с чего бы тебя вдруг в село с таким названием занесло? – рассмеялся Игорь, которому, чувствовалось, было радостно только от того, что он вновь общается с ним, с Ефремом.
– С каким еще названием? – не понял он. – Удино, оно и есть – Удино. Старое русское название, считай, моя родовая деревня.
– В том-то и дело, что «старое русское», – хмыкнул в трубку Державин. – Удом, дорогой мой Ефремушка, наши с тобой предки славяне мужской член величали. А отсюда и производные: удилище, то есть длинная палка, или мудило, что означало мужика с таким прибором, что он мог даже на игрищах выступать. А ты говоришь – Удино!
И он снова рассмеялся, открыто и задиристо-весело, как только мог смеяться тот, прежний Игорь Державин.
– Ну да ладно, – словно оправдываясь за свою радость от того, что он может разговаривать с живым Ефремом Ушаковым, произнес Державин, – чего это мы с тобой все про это да про это, будто нам не о чем поговорить. Удино так Удино. Главное, чтобы таксист знал, где оно находится.
– Когда думаешь приехать?
– Если