Дежурный по ночи. Борис Михин

      В московских двориках блуждает май,

      черёмухам мелируя причёски.

      Сознание работает нечётко

      в сиреневый могучий аромат,

      и бродишь, надышавшись, подшофе,

      держа весну ладонями без кожи.

      Ограничители любви сорвало, может,

      раз видишь вместо женщин дивных фей.

      Однако им назначено порхать.

      А мне – смотреть, не высказав восторга,

      вскрывая ход причин, как трупы в морге,

      лечить последствия, их потроха.

      Голуби в лужах купаются,

      тоже от мая в нокдауне.

      Что же в душе море Баренцево,

      доброе, как руки дауна?

      Что же сквозь белое крошево

      вишни, сирени, черёмухи

      мне не пройти, замороженному?

      В чём философии промахи?

      Ведь всё по кругу и, вроде бы,

      зелень и май – предсказуемы,

      как под бретелькою родинка,

      но…

      не хватает сказуемых

      «одноитожевость» выразить.

      Вот преимущество юности:

      впрыскивая жизни сыворотку,

      Бог не забыл и о лютости,

      (штуке иной категории,

      шутке над скучностью вечности) —

      это когда надо «скоренько»,

      точка победы. Не лечится…

      Точка.

      Что дальше?

      Не важное.

      Не понимал я – ты веришь мне? —

      так старость обезображенную,

      как понимаю – теперешним.

      Под дикое желание зайти

      куда-нибудь и выпить благородного

      реализую личный казантип

      и накачаюсь рифмами и гонором.

      Побольше заграбастав городских

      красивостей к малюсенькому столику,

      как в май гроза – романтику, затих,

      пролив на скатерть стих, коньяк и стольники.

      Потягивая у окна Мартель,

      ловлю прохожие улыбки-стразинки…

      А что такое, в сущности, поэт? —

      ребёнок с нерастраченной фантазией.

      Придумывая слово-креатив,

      всё знаю – это детство корчит рожицы.

      Не лгите – дважды в реку не войти,

      кто ж запретил?! Кому там всё не можется?

      Я это делал сотни…

      Да и вы,

      как дежавю, воспринимали детское

      зелёное величие травы

      когда май раздвигали занавесками.

      Под Моцарта, БГ, джаз, Dire Straits,

      под тишину – Мадонну всякой музыки —

      как часто вы испытывали стресс,

      целуясь в сумерках соседских кустиков?

      Гарсон, спасибо.

      Стих не удался,

      хотя слова протанцевали балеринами,

      но не легли.

      И не сказать нельзя…:

      Что значит «жизнь»? – повтор неповторимого.

      Звонок казался очень чёрным

      на фоне нервной тишины,

      бордовый свет жёг в рассечённой

      Вселенной мысль: «не прощены».

      Одна