По вашему слову память: да будут их грады построены. Роман Дальний
удочку и сеть. Хотя воспользовался только гарпуном, остальное списав до кучи по признаку назначения: первая же попытка поесть жареной рыбки навсегда отвратила меня от водоплавающего мяса – мне ещё дня четыре кряду казалось, что мелкие кости позастревали у меня везде, где только возможно. Не вышло из меня рыбака.
А потому, когда ваши предки бездумно подъели мегафауну, им не только самим лишний раз перекусить не удавалось, но и ими стали закусывать чаще. Ну а все вместе мы постепенно стали смещаться на юг, в более плодородные земли, где изобилие растительной пищи компенсировало усиливавшийся дефицит животной. Я тоже, на людей глядя, пробовал жевать вершки и корешки, но в должной мере не проникся. Особенно раздражал меня выхлоп, заметно бивший по моему обострённому обонянию. Иногда даже спать приходилось прям вот головой к ветру или лёгкому сквозняку, чтобы глаза не слезились от накатывающих последствий растительной диеты. С вегетарианством тоже не заладилось.
А в общем и целом если, то во время нашей едва заметной миграции, я просто жил, наблюдал и осваивал новое. Наблюдать оказалось просто по факту того, что мой циркадный ритм не совпадал с людским. Засыпал я глубоко за полночь, а вставал сильно после рассвета. И до появления в стойбищах собак я мог не только издали наблюдать быт моих подопечных при свете факелов, но и прокрадываться непосредственно к ним в гости, неслышной тенью двигаясь среди спящих. Вот только чем больше проходило времени, тем нового становилось меньше, а просто жизни – всё больше.
Последнее, что я хорошо помню из того периода, как ко мне пришёл старый уже и ослабевший кошак. Я не просто удивился, увидев его в таком состоянии, а даже пришёл в некоторое замешательство, впервые воочию увидев безжалостность времени на близком мне примере. Допрежь такого попросту не существовало в моей картине мира. Нет, смерть от естественных причин я уже видел, видел и похоронные ритуалы. Но люди рядом со мной не успевали меняться настолько очевидно, чтобы заставить меня задуматься именно о течении времени. А в отражениях на водных гладях я видел всё то же самое неизменное лицо.
И тут кошак. Которого вроде совсем недавно видел таким сильным и быстрым зверем. Я покормил его. А потом, когда он задремал, напоследок вдруг лизнув мне руку, быстро и безболезненно убил. И похоронил. Пришлось предпринять изрядный марш-бросок, чтобы похоронить его там же, где мою первую жертву, но я решил для себя, что так будет правильно. Хотя и опять понимал всю прагматическую бесполезность предпринятых усилий.
А потом… Потом близнецами стали не только дни, но и годы. И не вспомнить мне уже ни за что – когда перевалил первый столетний рубеж. Когда-то давным-давно. И не вспомнить даже – сколько таких рубежей преодолел прежде, чем начал осознавать, что внутри меня нарастает смутное беспокойство. Но не то, которое вызывал голод, а совсем-совсем другое. Изначально