По вашему слову память: да будут их грады построены. Роман Дальний
вы тоже наверняка встречали: взглянешь на такую девчулю бывает – вроде простушка простушкой, только про сеновал и корову с отвалившимися рогами не рассказывает, но почему-то приходится прилагать почти физические усилия, чтобы не отдать ей ключи от квартиры. А теперь представьте, что такой девчуле ещё и роковой красотой в лицо щедро плеснули. Представили? Вот. Результат получился поистине ошеломительный: будто на одном полотне смешали самое лучшее из пасторали и самое лучшее (в хорошем смысле) из Гигера.
– Папаша, дырку проковыряете… – Отпустила шуточку Лилит, не отвлекаясь от чтения. Шуточка хотя и многогранная, но каждая из граней – так себе. И она сие понимала прекрасно: цель заключалась не в том, чтобы поразить меня глубинами остроумия, а кольнуть. И, находясь на одной волне, я никак не мог скрыть истинной реакции. Лилит усмехнулась.
Вообще, в геноме каждого биолема красной нитью проходит безусловная лояльность. Но ни один дурак ещё ни разу не захотел себе послушную куклу. Не, отказать биолем не мог, но мог обставить дело так, что мало не покажется. Остальное решала заложенная ширина «коридора» дозволенного. У Лилит само его существование вызывало вопросы: она не то, что на грани фола иногда ходила, иногда она отчебучивала такое, что у какого другого биолема сошло бы за неприкрытый бунт и гарантийный случай. Каковых, слава богу, ещё ни разу не происходило.
Я не стал отвечать. И даже в лице не изменился. Не потому, что чертовка не попала, а потому, что она о том и так прекрасно знала, и мимическая реакция становилась избыточной. Но через некоторое время меня посетил образ: Леля вытирает мне слёзы, ласково мурлыкая себе под нос. Тут я не сдержался и усмехнулся уже сам. А Лиля закончила чтение, вышла из системы и, посмотрев на меня в упор, отчеканила:
– Не прокатит.
– Что именно? – Спросил я, давно уже смирившись с тем, что обе сестры предпочитают вербальную коммуникацию передаче ёмких мысленных пакетов. Не из вредности, а по исконной женской природе.
– Как бы ты не разрисовывал себя под бедную, несчастную овечку, жертву обстоятельств, тебе никто не поверит.
– Спасибо на добром слове.
– И дело даже не в том, что ты лжёшь – «О, нет, как можно?» – Изобразила она короткую сценку, обхватив лицо руками в деланном испуге. – И даже не в том, что ты переигрываешь. Хотя, прямо скажем, не без этого. Дело в том, любимый-мой-родной, что ты – упырь. А вам не верили, не верят и никогда не поверят.
Закончив играть в Кэпа, Лиля повернулась к подошедшему облизывающемуся Котангенсу и, дав тому возможность выразить признательность мелким дрожанием хвоста, подхватила его на руки. А я спросил:
– Понимаю так, в Нью-Йорке всё прошло не совсем гладко?
Взглянув на меня исподлобья, она явно захотела ответить какой-то очередной колкостью, но передумала и спокойно ответила:
– Шестнадцать