По вашему слову память: да будут их грады построены. Роман Дальний
вроде к образу грудок-дуличек отказались по двум соображениям. Первое: всё же одна из функций Лели подразумевает вполне взрослые дела, а срываться в дружелюбного медведя мне как-то не улыбалось. Вторая: требовалось производить на людей впечатление природной невинности, но ни в коем случае не сорваться туда, где Лелю будут воспринимать ребёнком: агу-агу, сюси-пуси, и кто тут у нас такая лапуся в ситцевом платьишке мненьице имеет? К чести дизайнеров, соблюсти баланс вполне удалось: Леля говорила – её слушали.
И в её случае тоже много сил ушло на лицо. По понятным из вышеизложенного причинам. Требовалось создать такое сочетание черт, которое совмещало бы в себе едва тронутую зрелостью свежесть ранней юности эдакой девушки-весны и в то же время придать ему некоторую серьёзность, достаточную для того, чтобы её в тот же момент не начинали слепо любить обладатели внешних половых органов и не менее слепо ненавидеть обладательницы внутренних. Но как ни крутили, ничего не выходило. Точнее, выходило, но до определённого предела, за которым невинность начинала сползать, как позолота, а сама Леля постепенно превращалась всего лишь в сексапильную молодку.
В конечном итоге я начал несколько психовать, а дизайнеры – прятаться. Но потом у кого-то хватило отваги прислать два изображения будущей Лели: одно без очков, а другое – как раз в декоративных очках. Решение оказалось насколько простым, настолько и эффективным: без очков, элементарного аксессуара, Леля выглядела так, как её изначально и задумали, а вот, надев элегантные очки в строгой оправе, превращалась в серьёзную мадмуазель может и юных, но вполне годных для обложки мнегазина лет. И не только в категории «для мужчин». Её фото в очках вполне могло бы сопровождать статью под заголовком: «Юная аспирантка научного подразделения „ГенТеха“ бла-бла-бла» в каком-нибудь профильном журнале.
Так что все выдохнули и расслабились. А Леля очень скоро в совершенстве научилась дозировать свои ипостаси. Иногда применяя свои умения и ко мне: начнём бодаться по некоему произвольному поводу, а она берёт вдруг и снимает очки. И, хотя я всё понимал, понимание не особо помогало: переключение происходило практически моментально. Чисто гипотетически я каждый раз мог вернуть контроль, но ни разу ещё ни одной веской причины не нашёл. Из-за чего как-то пришёл к выводу, что, кажется, создал чудовище. И чудовищем у нас получилась вовсе не Лилит. Та всего лишь не забыла по случаю наддать парку, заметив, будто ни к кому не обращаясь: «По образу и подобию…» – А когда я поинтересовался, кто же именно, бросила: «Обе». На том разговор иссяк. Не потому, что чушь, наоборот – замечание показалось мне не лишённым глубины и остроты.
Но в самом деле: условно выражаясь, каждый Творец творит вокруг себя в первую голову свои отражения. Так не подразумевает ли сие, что каждый раз, когда в нашем скромном menage a trois приключается интим, с моей стороны сие суть нарциссизм,