Призрак Оперы. Гастон Леру
от рождения Моншармен.
– Очень просто! Оставляет на полочке в ложе. Я нахожу их вместе с программкой, которую всегда приношу ему; бывают вечера, когда я нахожу в моей ложе цветы, например, розу, которая могла упасть с корсажа его дамы… потому что иногда он наверняка приходит с дамой, ведь однажды они забыли веер.
– Вот как! Призрак забыл веер? И что же вы с ним сделали?
– Вернула ему в следующий раз. Они его унесли, господин директор; после конца спектакля я его не нашла, а в доказательство они оставили вместо него коробку английских конфет, которые я так люблю, господин директор. Это обычная любезность призрака…
– Хорошо, мадам Жири… Вы можете идти.
После того, как мадам Жири распростилась с двумя директорами, те заявили инспектору, что они решили отказаться от услуг этой старой безумицы. И отпустили инспектора. Когда же г-н инспектор после заверений в своей безграничной преданности этому дому тоже удалился, директора предупредили администратора, что ему следует рассчитать инспектора. Оставшись одни, господа директора поделились друг с другом одной мыслью, которая пришла им в голову обоим, причем одновременно, а именно: пойти заглянуть в ложу № 5.
Глава VI
Кристине Дое, ставшей жертвой интриг, к которым мы вернемся чуть позже, не приходилось надеяться на повторение в скором времени триумфа того памятного гала-концерта. Хотя с той поры ей довелось выступить в городе у герцогини из Цюриха, где она пела самые прекрасные отрывки из своего репертуара. Однако после вечера у герцогини из Цюриха Кристина не поет больше в свете. Она отказывается от любых приглашений и любых гонораров. Она ведет себя так, будто не вольна уже распоряжаться собственной судьбой, будто боится нового триумфа.
Ей стало известно, что граф де Шаньи, стараясь доставить удовольствие своему брату, предпринимал очень активные шаги, похлопотав за нее перед г-ном Ришаром; она написала ему, чтобы поблагодарить, и просила не говорить о ней больше с ее директорами. Каковы же могли быть мотивы столь странного поведения? Одни уверяли, что это непомерная гордыня, другие кричали о божественной скромности. Но можно ли быть настолько скромным в театре? Мне думается, что Кристина Дое испугалась того, что с ней произошло, и наверняка была поражена не меньше окружающих. Поражена? Да полно! Передо мной письмо Кристины (из коллекции Перса), которое связано с событиями того времени. Так вот, перечитав его, я уже не написал бы, что Кристина была поражена или даже испугана своим триумфом, нет, она была просто в ужасе. Да, да… в ужасе!
«Я не узнаю себя больше, когда пою!» – говорит она.
Она нигде не показывалась, и виконт де Шаньи понапрасну пытался искать с нею встречи. Он писал ей, испрашивая разрешения явиться к ней, и уже отчаялся получить ответ, когда однажды утром она прислала ему письмо следующего содержания:
«Сударь, я не забыла маленького мальчика, который отправился за моим шарфом в море. Я не могу не написать вам об этом сегодня, когда, влекомая