Битум. Алёшка Сергеевич Емельянов
с обеда до обеда.
А у других пучок наград
за книги, песни и победы.
Твои ж в мешок, снести в утиль.
И нет истории сей хуже.
Как будто вовсе ты не жил,
топился в красках, умер в луже…
Космический мастер
Иглой меж пуговиц цветастых,
вдоль пашни ткани путь ведёт,
цепляет звёзды неопасно -
Господь рубашку тихо шьёт.
И блёстки холодно сияют.
Покрой изящен, статен рост.
Чуть неумело пришивает,
немного шарики вразброс.
Он чинит дыры и подкладку,
и астероидом жарким прям
просторы гладит и подмятки,
готовясь к рауту и дням.
С улыбкой, битою ль щекою,
рукой дрожащей мастерит
пошитый фрак, мечтой влекомый,
что в лучше эру воспарит,
войдёт в великий зал, богатый
из туч и мрака тысяч лет,
в цветочный холл и сад лохматый,
плодовый, ласковый, без бед.
Желает в новый век, наверно,
из эры худшей, рвущей прочь,
а вместо бабочки нашейной
пылает солнце, крася ночь.
Воинские похороны
Земля по крышкам пала -
звук клавиш пианино
средь кладбищного зала
и труб, кустов, осины.
Три выстрела конвоя -
столетний ритуал.
Все почести героям
сам Боже бы воздал!
Плечом к плечу в траншее,
как прежде, и родны.
Цветы оранжереи,
что ныне все мертвы.
Печально залпы дали -
для них последний град.
Пускай внизу медали,
как звёзды, им горят…
Василёк
С добрейшим Машутром, цветочек,
уютных ночей светлячок!
Медальки прекраснейших мочек
сияют с серьговым пучком.
Светилом ясней поднимайся,
пространство собой озаряй,
и счастье творить принимайся,
мечтами, добром засоряй
все взоры, смотрящие грустно
иль вовсе незнавшие сна;
мелодией лейся искусно!
Ты, будто живая весна!
Танцуя в пижамном убранстве,
отпив мёд, цветочковый чай,
войди в мир таблеткой, лекарством,
лечи его, свет излучай,
и радуй печальные лица
улыбкой, чтоб лёд растопить,
цвети и живи озорницей,
какую хотят все любить!
Просвириной Маше
Гламурная болезнь
Вколите мне в губы резину,
желаю бровей татуаж,
из стружки причёску-корзину,
пейзажный, крутой макияж,
моднейших одежд и вещичек,
бутылку