Как угодно. Георгий Полоз
поддых,
Кутерьма снежинок злых,
Разрушение иллюзий
Непоседливых, седых.
«Пар прошлого в письме-смятении…»
Пар прошлого в письме-смятении,
Пронзили стол рапиры солнечных лучей,
Пылинки светятся и вертится плетение
Замочной скважины под натиском ключей.
Ты в дверь войдешь,
вспугнув скулящих чаек,
поставишь чайник…
Сруб
Пока волк выл
по реке плыл,
а как влез в лес
поубавил пыл.
В том лесу сруб
задушил дух,
там стоит труп,
отгоняет мух.
Обходи, друг,
обходи сруб,
не сойдет с рук,
не спасет круг,
не вертай взад
да еды не грей,
завяжи глаза,
уходи скорей.
Начало двадцатого (декаданс-сюита)
Кокаин на распродаже —
Три кило за два рубля,
Какаду мой стал плюмажем,
Талисманом корабля.
Я иду к друзьям-поэтам
С чистым томным порошком,
Издеваться над сонетом
Русским матерным стишком.
Там, за Лиговкой наш замок,
Там берем мы в оборот
Куртуазных куртизанок
И слоняющийся сброд.
Нам не нужно революций,
Наше счастье часть причин,
Захлебнуться от поллюций
И преставиться в ночи.
Косоглазых сгинул фетиш,
При жандармах морды бьем —
«За Цусиму мне ответишь!
Кто ты в городе моем!?»
Боль смотрелась благородно,
Все, что вспомнил невзначай,
Как на Балтике холодной
Согревал балтийский чай.
Как весной Нева трещала,
Как с веревкой лез на стул,
Как ты встречу обещала,
Уезжая жить в Стамбул.
Все. Устал. Плясать не буду,
И пока кипит отвар,
Помогаю лилипуту
Помочиться в писсуар.
Момент
На ярмарке поэтов
мясные ряды звуков
уводили коптить небо
заезжих жонглеров.
Мой обет молчания
дверь с другой стороны
вой ветра
падающая вода,
ушел от пустословия с духами
исключив спиртное…
Дерганый паяц доедает микрофон
мокрые бедра дам
уже на его плечах,
татуированных сгоряча.
Ковыряя в тарелке скуку
сонный аптекарь
скрыл в морщине
многозначительность момента.
«О, муза, ты присела на колени…»
О, муза, ты присела на колени,
Ты слушаешь движенье вешних вод,
Растет живот и верные олени
Уже давно не водят хоровод.
Зазноба