Как угодно. Георгий Полоз
как бестолочь ночь.
Руки бороду города моря
да герою Георгия крест,
и как скажут французы – «don’t worry»
и под крики ребят манифест.
В матрице
Раб встал раком,
его мозг трахают
через желудочно-кишечный
тракт.
В анальном канале
мертвая пища
старых подписчиков
чин-чин.
Раб лезет в бар
бухать этанол,
смотреть под юбки,
блевать под стол.
В шорах конторы
с утра до шести
лучшей дороги домой не найти.
Дома супруга
(упруга пока)
она «нитакая»
она на века,
поскольку наш раб
накидался в дрова,
сегодня для долга
болит голова.
Теперь телеящик —
потоком ток-шоу,
и раб настоящий,
и все хорошо!
Волосы Солнца
По путям железнодорожным
Мчалось солнце, цепляя сосны,
Его рваные рыжие космы
Не ухожены и невозможны.
Вплетены в сухожилья вагона,
И в окно и в огонь самогона,
Перемешаны с пылью на коже,
Не уложены и непохожи.
Их не срезать прибрежной осокой,
Пальцы месяца в небе высоком
Крутят косу готовой к ожогу
И все молятся, молятся Богу.
«Воет пес и воет…»
Воет пес и воет,
Ищет чей-то след,
Влажный нос под снегом —
Никого здесь нет.
Синие сосули
Облепили хвост,
Острый месяц с крыши
Дышит в полный рост.
Заходи, пропащий,
Посидим вдвоем,
Коль не встретил счастье,
То забудь о нем.
Сновидец (Лжегуру)
Никотин из ушей, печень в пене,
Молвит брат об обратном дыхании,
Что всем нужно скрестить колени,
Видеть ауру в колыхании.
И пока он здесь чавкает мясом,
Обжигая текилой живот,
Наше пьяное счастье санньясы
Даже в собственных снах не живет.
В портовом городе
От летнего томления на сердце маета,
Портовых кранов щупальцы щекочут сухогруз,
Все кажется отчетливым и видно неспроста
Струится нежной свежестью расколотый арбуз.
Матросы белозубые бульварами идут,
Редут любовный пройден, считают этажи,
В их честь сегодня радостно акации цветут,
Над снегом бескозырок пикируют стрижи.
Почти галлюцинация, но видно вдалеке
Девчонки загорелые на пирсе ловят бриз,
Их угловатость наглая и мысли налегке
Рисуют для приезжего изысканный эскиз.
«Полушутя, полуиграя…»
Полушутя,