Как угодно. Георгий Полоз
мыла —
смело, игриво
рубят рифмы и ритмы
городов-сортиров,
их слова – абсорбенты,
бинты,
их биты – шаманские бубны
и губы не лгут.
Кожа улиц вымокла.
Пот последних поэтов.
«Ветер вечен…»
Ветер вечен
На Черной Речке,
Лишь по утру туман-повеса
Поведал мне, что кровь Сверчка
Текла проклятьем для Дантеса.
Не знаю
Падал дождь на камни,
Капля в травах тонет,
Мы смеемся резво —
Мир в комбинезоне.
Присмотревшись в оба,
Облизнув мосты,
Впитывал автобус
Мокрые зонты.
Из-за молний вспышек,
Наважденьем вспеня,
Рыскают по крышам
Звери сновидений.
Прогрызая бреши
В облачную дверь
Ты войдешь неспешно —
Самый нежный зверь.
И в блаженной лени
Теплится рассвет,
Сядешь на колени
Лапы спрятав в плед.
Падал дождь на камни,
Ускоряя бег,
Я не знаю как мне
Нравится тебе.
«сентябрьской ночью…»
сентябрьской ночью
ткани разрываются
кости стучат о бетон
но нам нипочем
резиновые дубинки —
портативные члены
символы мироздания
в кровоточащем анусе
холодного города
Мираж
французский поцелуй
за коробок спичек
бесподобная отреченность
пьяного эквилибриста
я прихожу к женщинам,
которые вешают мои сердца
на бельевые веревки
взамен
напиваюсь как свинья
рисую пальцем на стекле знаки внимания
слишком много глаз
разноцветных и пустых
шествие в коробках
вокруг да около
в спящих окнах шипение пластинки
кто-то жалобно смеется
в лучах разбитого стекла
лилипуты, чья армия
вяжет мои волосы
возгласы
обещали перерезать горло
если заплачу,
но я только открываю рот,
чтобы выпустить птиц, улетающих на юг
Комната
Что мне рассказывать
комнате одинокой?
Пусто и губы сжаты.
Почти как ее окна
фосфоресцирует глаз,
что мне рассказывать?
Вместе повеселились
около ста назад,
и собирали листья,
и на бессонницу злились.
Передавили мозги
стулья, шкафы-мещане,
комната – то есть я,
пренебрегаем вещами.
Комната хитро прищурясь,
оценивая облака,
верит настырным ласкам
обычного