Руфь. Элизабет Гаскелл
травой задний двор, однако деваться тут было некуда, и до него все равно доносились обрывки разговора, который, с его точки зрения, велся слишком уж на равных.
– А кто этот молодой человек? – наконец спросил старый слуга. – Твой возлюбленный? Наверное, сын твоей хозяйки? Хорош, он у тебя настоящий франт.
При этих словах кровь потомка знатного рода Говардов ударила в голову мистеру Беллингему, а в ушах так зазвенело, что он даже не расслышал ответа Руфи, успев уловить только первые слова:
– Тише, Томас, умоляю, тише!..
Принять его за сына миссис Мейсон! Ну, знаете ли, это просто нелепо! Но, как и многие другие «нелепые» вещи, это привело его в ярость. Он все еще был очень зол, когда Руфь робко подошла к нему и спросила, не хочет ли он взглянуть на их зал, в который они попали бы через парадный вход; заметив на его лице жесткое высокомерное выражение, которое он не успел смягчить, она с опаской добавила, что многим эта часть их дома нравилась особенно. Несмотря на испортившееся настроение, он прошел за ней, напоследок снова обратив внимание на старика, который смотрел на него строго и явно неодобрительно.
Миновав коридор с несколькими поворотами, в котором пахло сыростью, они очутились в зале, который в фермерских домах этой части Англии выполнял роль общей гостиной. Отсюда можно было выйти прямо на улицу, а также попасть в другие помещения – кладовую, где хранились молочные продукты, в спальню, частично служившую еще одной гостиной, и небольшую комнатку, отведенную для миссис Хилтон во время ее болезни, – здесь она сидела, а в последнее время большей частью лежала и через открытые двери раздавала распоряжения по ведению хозяйства. В те дни общая гостиная была самым оживленным местом в доме, где кипела жизнь: через нее постоянно кто-то проходил – хозяин, его дочь, слуги. По вечерам весело потрескивали языки пламени в камине, который не гасили даже жарким летом, потому что из-за толстых стен, увитых виноградом и плющом, а также глубоких ниш для диванов под окнами и вымощенному плитами полу здесь в любую погоду немного не хватало живительного тепла огня. Но сейчас здесь чувствовалось запустение нежилого дома, и даже тени от молодой листвы за окном казались угрюмыми. Дубовый стол для игры в шаффлборд[4], тяжелый комод и украшенные резьбой буфеты, некогда отполированные до такого зеркального блеска, что в них можно было видеть отблески пламени в очаге, теперь совершенно поблекли от сырости и пыли, лишь усугубляя общую гнетущую обстановку. Каменные плиты на полу были мокрыми от проступавшей на них влаги. Но Руфь, глядя на эту комнату, видела совсем другое. Перед ее глазами возникла картина одного вечера из ее детства: отец, который устроился в «хозяйском углу» у огня, степенно потягивая свою трубку, задумчиво поглядывает на свою жену и дочку; Руфь сидит на маленьком табурете у маминых ног, а та читает ей книжку. Все это, давно прошедшее, канувшее в страну теней, откуда нет возврата, внезапно ожило в этой старой комнате с такой достоверностью, что уже настоящее показалось
Шаффлборд – игра, в которой от игроков требуется толкать утяжеленные диски на размеченные участки игровой поверхности (стола, доски или корта).