Антихорошесть. Путь от маленькой девочки к пробудившейся женственности. Татьяна Сарапина
человек, а через минуту – разлетаешься на осколки. Ничего нет. Ни реальности, ни понимания происходящего, ни людей вокруг. Ничего. Есть только маленькая ты: годовалая, не старше, которая умрет, если не найдет маму. Леденящий ужас сковывает дыхание, глаза всматриваются в пространство. Пусть только придет мама и отменит этот кошмар. Пусть возьмет на руки, споет колыбельную, скажет, что все позади.
Что значит, рожать мертвого, как живого? Терпеть мучительные схватки, чтобы потом в тишине не услышать плача родившегося ребенка? Где не покажут малыша, а торопливо унесут мертвое тельце, чтобы не причинять боль?
Это бесчеловечно. Это выше моих сил.
«Таня, ты сильная. Ты справишься», – успокаивали врачи.
Не знаю, почему, но меня сильно поддержало упоминание о том, что за последние две недели я третья, кто на позднем сроке беременности потеряла ребенка внутриутробно. Как будто я не убогая, а просто несчастная женщина, которая попала в печальную статистику быть одной из тысячи рожениц, у кого случилась антенатальная гибели плода.
Меня поддержал рассказ девочки – акушерки про похожую ситуацию в ее личной жизни. У нее была замершая беременность только на более раннем сроке, после которой она снова стала мамой чудесного сына.
«Таня, ты сильная. Ты справишься», – уже сама себе говорила я.
Убрав в сторону все чувства, опираясь на поддержку мамы и мужа, которые приехали со мной в больницу, я спокойно пошла в родильный зал. Просто очередная жизненная задача, очень трудная, но я справлюсь с ней. Чем быстрее это сделаю, тем быстрее поставлю новую цель и непременно ее добьюсь.
Мы рожали вместе с мужем.
Шутили во время родов: он рассказывал про будущее, обещал, что все у нас будет хорошо. Я верила ему, полностью диссоциировавшись от тела, которое осталось один на один с ужасом случившегося. Оно испытывало настоящие муки, оплакивало смерть малыша кровью, мобилизовало все силы, чтобы завершить процесс максимально экологично. Оно не понимало, что такая долгая подготовка к материнству будет безжалостно оборвана, лактация прервана, а окситоциновый рай закончится вместе с окончанием действия наркоза.
Бедное тело.
Пока психика анестезировала душевную боль, капсулы травмы вшивались в него. Изрешеченное, вывернутое наизнанку, отяжелевшее на 20 килограммов, оно послушно выполняло поставленные перед ним задачи.
Когда роды были позади, я отказалась посмотреть на мертвого ребенка. Убедила себя, что этого делать не нужно, дабы призраки прошлого никогда не возвращались в мою жизнь. Успокаивала себя, что я «ни первая и не последняя» и все будет хорошо.
Муж ненадолго оставил меня, чтобы взглянуть на ребенка, засвидетельствовать мертворождение. Так требовали правила. Он вернулся ко мне с улыбкой, но в глазах стояли слезы. Как и я, он только что потерял сына, появления которого очень