Две недели до Радоницы. Артемий Алябьев
Нашел здесь хижину. Пустая была, заброшена. Привел в порядок, обжился.
– Просто так?
– Просто так, – кивнул он, – Весной пасу коз и овец от господаров, а они мне сыр. И так тут себе живем.
– Здесь нет электричества, – заметил я, – Зимой, наверно, холодно.
– А зимой мы живем не тут. Спускаемся в долину, нанимаемся к господарам. Помогаем за жилье и еду. Правда, сейчас такого меньше. И выпаса стало меньше.
– Люди не хотят с собакой пускать ?
– Снежка безобидная, – с этими словами он ласково погладил пса по меховому воротнику. Собака ткнулась ему в ладонь мокрым носом. – Хозяйства в долине пропадают.
– Почему пропадают?
– Не знаю. Знаю, что пропадают.
Лалу поднялся и выглянул в окно.
– Скоро закат, – сказал он, – Если хочешь быть на Ванде сегодня, нужно скоро выходить.
Тогда я поблагодарил парня за гостеприимство и отправился в дорогу. Далеко не ушел, правда. Уже на спуске к долине ноги ослабли, а грудь и спину пронзила боль. Двигаться было невозможно. Я присел на камень и увидел позади Лалу. Он следовал за мной от хижины.
– Ты еще слабый. В горы не поднимешься сегодня, – сказал он, приблизившись.
– Но мне нужно встретить тетю. Я могу не успеть.
– Пани Каролину?
– Ты ее знаешь?!
– Я был с утра на горе. Видел ее. Сказала, что будет завтра спускаться.
Вот как. Это были неожиданно приятные новости. Впрочем, я все равно терял двое суток из отпущенных двух недель.
– Как ты хотел на гору? – спросил Лалу.
Это был хороший вопрос.
– Я бы вернулся в Котлину, белым шляхом на гребень, а оттуда желтым прямиком до Ванды.
– Ты не пройдешь на белый. Лавина загородила проход, там чистить надо.
– Я у тебя веревки видел…
Лалу не оценил шутку. Зато предложил альтернативу. Когда мы вернулись в его хижину, он показал на карту.
– Каждое утро я обхожу шляхи, – пояснил он, – Давай завтра пойдем от моего схрониска красным шляхом до Триглава. Подъем равномерный, много сил не потратишь. А оттуда переход на Ванду.
Говорил он уверенно и быстро – сразу видно, что знал горы, как свои пять пальцев. Я доверился ему, кивнул, и на том уговорились. Я остался еще на одну ночь в гостеприимной хижине. С наступлением сумерек Лалу запалил печь и сделал для меня еще немного отвара. Пить это все так же было невозможно, но я силой вливал в себя кружку за кружкой. Паренек вместе с собакой вышли на крыльцо. Вскоре я заслышал его песнь:
– Эх, долина моя, долинушка,
Ты долина моя широкая!
Я тебе пою, добра матушка,
Я тебе пою, волоокая.
Мне-то ночесь, доброму молодцу,
Спалось-то, спалось, много виделось,
Нехорош-то мне сон привиделся:
Привиделась мне та крута гора.
Будто я хожу по крутой горе,
Будто я гляжу на свою сторону.
«Сторона ль ты моя, сторонушка,
Незнакомая, незнакомая!
Я