Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом. Лгало… и Подлыгало…
Хотя и вида о том не подаём. Но другие-то видят! Что нам и на руку! Но любовь как непрекращающееся усилие к Ладу. И похожа она на полёт стрелы! Чтобы не пасть, стрела та в точку собрана! Её так и звали – стрела райского возвращения. Попробуй замереть в миг прыжка, когда толчок делаешь, не прыгнуть, но сохранить усилие то. Оно-то тебе и подскажет, что такое радение о любви. Именно в таком толчке, в подобном усилии непрерывно тот находится, кто любит!
Так что нет боли, когда ты от себя отрекаешься, радея о любви! Любовь есть! И ощущение счастья, которое надежду нам даёт! Нет, ничего не напрасно!
К себе же когда – когда строишь ты под себя пирамиду вавилонскую, – то и боль тебя поглощает. И мало тебе. Оттого и призыв твой: «Согрейте меня! Я так несчастна!» (или несчастен!) В том подвох-то и состоит. И тем более громче призыв наш пожалеть нас звучит, чем молчаливей он! Молчание ещё как красноречивым бывает! Вот мы получаем жало в жало. Так чего же тогда жалимся, коли сами жало призываем?
Понятно оно тебе или неприятно, но таков уж совет тебе добрый да дельный!
Ну да ладно! Так можно долго из пустого в порожнее переливать. Да маху давать колесу тому, которое вертмя вертится. Доброе это дело – маху давать! Ибо вертится от слова живого вертмя пуще и душа веселей до созрелости поспевает! Ничего не сказывается напрасно! Лишний раз никогда лишним не будет. Только и тут меру знать надо! Это я о себе. Не о тебе. Где слова редки, там они вес имеют. Сам же ты себя не жалей. Давай маху, пытая себя вопросами больными. Крути колесо то! Не уставай!
* * *
Вновь наступила пауза. Голос Лесника стих. И только тут я вновь оглянулся вокруг. Вот хорошо знакомый мне коврик над кроватью с персидским сюжетом. Вот маленькое окошко, в которое я часто смотрел вечерами на заходящее за горы солнце, мечтая о далёких мирах, о бескрайних морях. За ним идёт дождь. А вон и горы. Вершин их не видно, они скрыты тяжёлыми облаками, которые плотно обложили весь небосклон. Вот они травы, развешанные по всей хате. Вот и топящаяся кабыця – казачья печь. В хате очень тепло, несмотря на хмурую погоду за окном. В задней части такой печи находится каменная закладия, прикрываемая заслонкой со стороны тёплого угла – парного. Сколько же вечеров я просидел возле неё, слушая сказы Лесника! Но его-то я и не увидел. А кто же тогда говорил со мной? Нежели это моё сердце мне всё сказывало? А может быть, мне всё это снится? Нет! Ну не может это быть сном! Вот же, я себя щипаю. И ощущаю от того боль.
* * *
– Ну, вот вроде и развязано ещё несколько узелков, нас связывающих, – опять полился сказ Лесника. – Ведь все наши отношения – сплошь завязка. И мы в беседах друг с другом развязываемся, чтобы однажды, развязавшись, обрести крылья ЛЮБВИ. В этом-то и заключено то самое развитие, о котором все столько говорят! От нежити к человеку. От человека – к Горнему! К ЛЮБВИ!
Крылья ЛЮБВИ! С ними мы становимся ангелами в плоти, причащаясь к Воле Божьей и становясь её соучастником. Что есть она? То нам не дано сказать. Ибо Воля Божья больше любых